– Терапевт. Что случилось? Кто заболел?
Хозяйка как-то нервно дёрнулась и ответила:
– Муж.
– Ну, давайте посмотрим.
И я отправился к дому.
– Он не там, – остановила меня хозяйка. И показала рукой на сарай во дворе.
В нашей местности часто строились в два этапа: сначала возводили времянку, в которой можно даже и зимовать, и после уже, не спеша, строили дом. Времянка же оставалась вместо сарая, причём такого добротного, что в нём часто летом, в жару, жили как будто на даче. Такой вот времянкой был и этот сарай – глинобитная хатка под шиферной крышей. Правда, лето уже катилось к концу, но больной вполне мог ютиться и там.
Вслед за женщиной я подошёл к двери сарая. Она постучала. Потом ещё. И ещё… Это уже показалось мне странным, но спросить я ничего не успел. Дверь отворилась, и на пороге возник здоровенный мужик лет пятидесяти. Был он небрит и угрюм, росту имел, наверное, не многим меньше двух метров и занимал весь дверной проём.
– К тебе доктор, – пискнула женщина.
Мужик окинул меня внимательным взглядом и молча посторонился. Я, хоть слегка и встревожился, всё же шагнул внутрь постройки. Хозяйка сунулась было за мной, но муж одним движеньем руки отшвырнул её в сторону и захлопнул двери.
Я повернулся к нему и увидел, как он закрывает засов. Потом крючок. Потом ещё засов, снова крючок, деревянную задвижку толщиной с мою руку… Всего запоров было штук семь или восемь. Мне стало очень не по себе.
– Проходите, – буркнул больной и сделал приглашающий жест рукой. Потом подождал, когда я двинусь вперёд, и только тогда пошёл следом. Мне показалось, что даже земляной пол времянки скрипит под его увесистыми шагами.
Сарай состоял из двух комнат. В той, куда мы вошли, стояла кровать, стол у единственного окна и две табуретки. Я сел, хозяин присел напротив и положил свою огромную руку на стол вниз ладонью. И тут я увидел, что на столе аккуратно, по размеру разложен десяток ножей, от самого маленького до самодельного тесака длиной около полуметра. Сейчас все они находились под рукой у больного, который молча смотрел на меня в ожидании.
Я представил, как я бегу к запертой двери. Пару запоров, быть может, ещё и удастся открыть, а дальше… Мой испуганный взор обратился к окну. Оно было не особенно узким, я бы в него протиснулся, но спасти бы успел только верхнюю часть своего бренного тела.
– Что… б-беспокоит? – спросил я, уже понимая, что мой пациент, скорее всего, ненормальный и его надо чем-то отвлечь от ножей.
– Ничего.
– Давайте давленье измерим…
Теперь хотя бы его рука несколько отдалилась от страшного арсенала. Накачав и спустив манжетку тонометра, я быстро сказал:
– Ложитесь теперь на кровать, я вас послушаю и живот посмотрю. Раздевайтесь.
К счастью, больной послушался. Сняв рубашку, он улёгся в постель. Я, почувствовав себя поуверенней, присел рядом, повозил по огромной груди стетоскопом, а потом принялся мять живот. При этом я очень коварно расстегнул пациенту брюки и спустил их ему до колена, надеясь, что это поможет мне добежать до двери гораздо раньше его.
Наконец можно было ретироваться. Я резко встал, коротко попрощался и по возможности медленно, чтобы не вызвать раздраженья больного, кинулся к выходу. Мой расчёт оправдался – когда я откинул последний крючок, хозяин, судя по скрипу пружин, едва поднялся с кровати.
Я выскочил прочь словно мячик, который хорошо наподдал ногой футболист. И сразу же за моей спиной застучали засовы.
– Он что, психбольной?! – спросил я у женщины, которая с побелевшим лицом ждала меня во дворе.
– Да-а…
– Что же вы не сказали?!
– Я думала, что вы знаете…
– Откуда?! В журнале вызовов ничего написано не было. Что же вы регистратору не сказали?
– Так вызывала не я. Это психиатр вас прислал, нужна консультация терапевта. Он его в стационар оформляет…
Я был безмерно рад, что от меня ничего не отрезали, но к психиатру всё-таки подошёл и претензию предъявил.
– А что? – удивился тот. – Он же тихий, спокойный. Так, заурядное обострение…