Медиум

— Собственно, в основном по этому поводу я к тебе и пришёл. Завтра к тебе на могилку явится священник со служками, проведёт церемонию — наверное, какой-нибудь приличествующий случаю молебен, — прочитает индульгенцию и тем самым отпустит все твои грехи.

— Ого! Ты уже договорился?! Я думал, ты сам прочитаешь что-то, и всё.

— Могу и сам, но священник же лучше?

— Понятно, лучше! И надёжнее. Джек, ты реально крут, раз смог устроить так быстро такое. Я бы мог подумать, что ты меня дурачишь, но сам понимаю, что уже нет никакого смысла.

— Это у тебя профессиональное. Ты же аферист и первым делом прикидываешь, как бы сам мог надурить лоха. Трудно тебе общаться с честными людьми.

— Трудно. Я, когда услышал, что ты знаешь моё полное имя, в порыве чувств сдал тебе все свои заначки. Рассказал всё, что знал и слышал, а потом, как очнулся, сам не понял, почему это сделал и зачем.

— Почему? Тебе должно быть понятно: я ведь назвал твоё настоящее имя, вот ты и не стал ничего от меня скрывать. Заметь! Я тебя не просил! Если бы задал вопрос, ты бы мне без утайки ответил. Хотя, надо признать, то, чего не спросил, смог бы и утаить. Но я не спрашивал, вот ты и вывалил всё тебе важное или интересное.

— И что ты с этим будешь делать?

— Вилли! Подумай сам! Зачем мне твои дела? Большую часть забуду. Из остального, может быть, что-нибудь когда-нибудь сможет пригодиться.

— Даже как-то обидно получается: все мои тайны, секреты и планы оказались никому не интересны. Зачем старался? Как оно мне отзовётся за кромкой?

— Это ты мне расскажешь! Думаешь, я всем клиентам индульгенции раздаю? Нет! До тебя только несколько человек такого удостоилось. И после отпущения грехов я с ними не общался. Просто как-то не складывалось.

— А призвать их после ухода ты разве не пробовал?

— Нет. Зачем? Клиенты из живых часто после призыва спрашивают у родственников, мол, как оно там, но внятного ответа я ни разу не услышал. Думаю, там всё настолько другое, что даже нет слов, понятных живым, для описания той ситуации.

— Может быть! Но обещаю, что тебе всё расскажу.

— Давай, я не против. Хотя боюсь, что и ты ничего толкового не расскажешь. Были среди наших исследователи, один фанатик добровольно туда ушёл. Жаль только, обратно его призвать не смогли. Видать, не зря между миром живых и мёртвых проложена граница.

— Джек! А может, мне всё же остаться здесь? Подберёшь для меня какое-нибудь тело. Я в него вселюсь. Ты научишь притворяться живым. Как думаешь? Может, всё переиграем?

— Страшно уходить?

— Теперь меньше, но всё же страшно. Даже зная, что я уйду туда безгрешным. Буду живым — с тобой расплачусь. Что, говорил, тебе нужно? Книги из библиотеки Ватикана? Вытащим! Приеду, разведаю, составлю план, наберу толковых парней и притащу тебе книжку!

— Вилли, не стану тебя обнадёживать. Вопрос с переселением в чужое тело сложный, походя его не решишь. Давай пока его отложим.

Тоби Гиббинс

Тоби Гиббинс стоял на распутье между двумя, а то и тремя (или даже больше?) путями хода дальнейшей жизни. С юношеских лет ему в голову запала старая народная мудрость: «В двадцать лет ума нет — и не будет. В тридцать лет жены нет — и не будет. В сорок лет денег нет — и не будет…»

Двадцатилетний Тоби считал себя умным, а потому сделал всё, чтобы попасть на службу полицейским детективом. Ведь это же весьма мудрое решение: государственная служба, будущая пенсия, почёт и уважение граждан, интересная и нужная работа с приличным жалованьем. В расчёт принимались ещё несколько других факторов, не столь важных, но тоже полезных. Однако уже в первый месяц службы появились сомнения в собственной мудрости. Умный человек сразу после колледжа, даже без опыта работы, смог бы устроиться получше. Ладно! Зато приобрёл жизненный опыт.

Жениться Гиббинс не торопился, но варианты присматривал. В двадцать девять нашёл невесту. Молодую, симпатичную, хозяйственную. Между прочим, из приличной и богатой семьи. Которая, правда, обитала на расстоянии трёх дней пути по железной дороге, так ведь это даже лучше — тёща не будет часто наведываться в гости.

Тут его выручил (понятно, не ум — двадцать лет давно минуло) полицейский рефлекс. Почти машинально, не надеясь узнать ничего важного, детектив направил запрос в родной город невесты. Дескать, рутинная проверка. Ответ потряс Тоби: отец возлюбленной дважды признавался банкротом, мать — алкоголичка, а невеста была осуждена на три месяца за аморальное поведение и приставание к прохожим. Обвинение в проституции не было доказано. Собственно, из-за него сразу после отсидки девушка покинула родные места. Догадываетесь, что тридцать лет мужчина встретил холостяком?

Сорокалетний юбилей он встретил страховым следователем со значительно более приличным, чем в полиции, заработком. Можно было сказать: мол, «у него приличное жалование» или «у него хорошая работа», но даже со всеми доплатами и премиями до определения «у него есть деньги» Гиббинс явно не дорос.