Айседора почти не сомневалась, что если б могла разглядеть лицо мужа, скрытое сумраком кареты, то убедилась бы, что охвативший его страх настолько силен, что он близок к потере самообладания. Но она как раз порадовалась темноте. Ей не хотелось разделять эти переживания. Слишком часто Реджинальда охватывали пустые, беспричинные страхи.
– Расстройство пищеварения порой вызывает весьма неприятные ощущения, – невозмутимо заметила женщина. – Надо только немного потерпеть, не придавая им серьезного значения. Тогда боль пройдет, не причинив никакого вреда, а излишняя озабоченность может привести к бессоннице. Прошу тебя, не волнуйся.
– Ты вправду так думаешь? – спросил Андерхилл.
Он не стал поворачиваться к жене, но она почувствовала, как он воодушевился.
– Естественно, – успокаивающе ответила Айседора.
Остаток пути до дома супруги проехали в молчании, хотя она остро чувствовала страдание мужа. Оно колыхалось между ними, подобно третьему призрачному спутнику.
Случайно проснувшись ночью, миссис Андерхилл увидела согбенную спину Реджинальда, сидевшего на краю кровати с пепельно-бледным лицом. Его левая рука бессильно повисла, точно парализованная. Айседора мгновенно закрыла глаза, мечтая вновь погрузиться в прерванный сон. Ей снились морские просторы и легкий плеск волн, бьющихся о борт лодки. Она живо увидела там Корнуоллиса – он стоял, радостно улыбаясь, подставив лицо свежему ветру. В любой момент он мог обернуться и встретиться с ней взглядом. Возможно, Джон что-то скажет, но скорее всего промолчит. Между ними царило понимающее молчание, разделенная глубочайшая радость не нуждалась в словах.
Но совесть не позволила женщине наслаждаться морским пейзажем. Она сознавала, что рядом сидит страдающий от боли Реджинальд. Вновь открыв глаза, Айседора медленно приподнялась с подушек.
– Я принесу тебе горячей воды, – сказала она, откидывая одеяло и вставая с постели.
Ее тонкая ночная рубашка ниспадала до самого пола, и этой летней ночью она не нуждалась в дополнительной одежде для тепла или ради скромности. В этот час в доме все давно спали.
– Нет! – сдавленно вскрикнул Андерхилл. – Не оставляй меня!
– Несколько глотков воды могут тебе помочь, – ободряюще заметила его жена, невольно проникаясь к нему жалостью.
Он выглядел ужасно: мертвенно-бледная кожа блестела от пота, а напряженное тело застыло, съежившись от боли. Супруга опустилась перед ним на колени.
– Не чувствуешь ли ты тошноту? Вероятно, за ужином тебе попалось что-то несвежее или плохо приготовленное…
Ничего не ответив, епископ продолжал сидеть, понуро уставившись в пол.
– Все пройдет, ты же знаешь, – мягко произнесла женщина. – Ты немного испуган, но подобные недомогания всегда проходят. Вероятно, в будущем тебе следует меньше думать о том, как бы не обидеть гостеприимных хозяев, и отказываться от большинства изысканных угощений, отдавая предпочтение лишь самым простым блюдам. Некоторым непонятно, как часто тебе приходится есть наравне со всеми гостями во вред себе, и в конце концов такие нагрузки могут стать чрезмерными.
Реджинальд поднял на жену потемневшие испуганные глаза, молчаливо умоляя о какой-то помощи.
– Хочешь, чтобы я послала за доктором Гарольдом?
Это был чисто риторический вопрос – просто надо было хоть что-то предложить. В лучшем случае их доктор мог посоветовать выпить настойку перечной мяты, как уже бывало в прошлом. И вообще унизительно было посылать за ним из-за какого-то вспучивания живота, пусть даже мучительно болезненного. Раньше епископ упорно отказывался от его помощи, сознавая, что из-за этого может лишиться должного уважения к своему высокому сану. Кто будет смотреть с благоговением на священника, не способного справиться с собственным пищеварением?
– Не желаю его видеть! – в отчаянии выдавил Андерхилл и всхлипнул. – Ты полагаешь, мне попалась какая-то дрянь за ужином? – В его тоне прозвучала такая безумная надежда, словно он умолял супругу подтвердить это.