Вот про это и надо писать. Этим писать. Только не увлекаться – вряд ли Модя лукавил. Их встреча на корте, или, как теперь говорят, стрелка, к тебе отношения не имела. Ты просто путался у них под ногами, вот и нарвался. И уж никак не в качестве равноправного партнера. Ты, пользуясь их жаргоном, действительно лох. Лох завороженный. Так оно, конечно, безопаснее. Спокойнее. Но, признайся, ты ведь чувствуешь что-то вроде разочарования, а? Может, страх лучше, чем вот такое унижение – клянчить: ну возьмите, ну возьмите меня в свои игры!
Нет, ну конечно, раз они потом озаботились, раз они начали выяснять причины Климовой истерики, значит, и ты в роли побывал. Утешает?.. Придает тебе ощущение своей значительности, а? Ну да, такая же хрень, как и этот проход по утреннему пляжу, который ты сейчас разыгрываешь перед собой – одинокий, утренний, вполне мужественный мужчина идет вдоль моря. Идет, погруженный в неординарность, так сказать, пережитого, и при этом он свободен для смакования влажного ветерка, блеска воды, костяного шуршания гальки под его кроссовками.
Вот он идет (иду), провожаемый незаметными взглядами женщин. Нет-нет, не так чтобы уж очень. Голов за мной не сворачивают. Но хотя бы чисто автоматически, непроизвольно, по курортно-пляжному протоколу. Мне – достаточно.
Ну и бог с ним, с этим дешевым театром, – все равно хорошо.
Взгляд непроизвольно тянется вслед за девушкой, зябко трогающей воду ногой; рука автоматически прихватывает случившийся на пути свободный лежак, ноги сами заворачивают в сторону двух девиц, вытянувшихся на оранжевых полотенцах с подветренной стороны мола. У обеих черные очки на пол-лица, но и того, что видно, более чем достаточно. (Да ни для чего, для пейзажа, для – глаз понежить. Увы, больше ни для чего.) Но останавливаюсь я, не пройдя и половины разделяющего меня от девиц расстояния, останавливаюсь, зацепившись за картинку, которая осталась за моей спиной: молодая женщина сидя (вид сзади) обтирает плечи и шею (крем от загара?); ломкий жест длинной руки, изгиб позвоночника – ренуаровская купальщица, только потоньше и жест акцентированней. Рядом на лежаке – мужчина, судя по домашней расслабленности позы, муж. Далее: пластиковый прозрачный пакет с газетами и обложкой журнала «Знамя», зеленая пачка сигарет «Салем». Они в трех шагах за моей спиной. Я бросаю лежак на гальку, достаю полотенце, расправляю, раскладываю, сажусь спиной к ним расшнуровывать кроссовки. Стягиваю майку и джинсы, делаю первый шаг в сторону моря. Ветерок холодит вспотевшую кожу, и от этого запах моря становится как будто резче, вид наползающей на гальку пенистой воды отдается ознобом в ногах, но присутствие этой женщины делает мою походку пружинистой и решительной… А ведь ты даже лица ее не видел.
Ледяная вода на секунду останавливает не только дыхание, но и как бы сердце. Метров двадцать я проплываю, хватая воздух и разрывая рукой воду, ну а потом тело как будто оживает, согревается, вода становится просто прохладной, покатые валы поднимают и опускают в море отдалившийся берег с разноцветными флажками пляжа и полоской набережной – и я как будто разом вспоминаю себя в воде. Господи, сколько же я времени потерял здесь без этих утренних заплывов!.. И когда я выхожу наконец из воды – на отяжелевших ногах, с загоревшейся сразу кожей, как бы выспавшийся, – пляж распахивается передо мной горячим от солнца, просторным, ярким, заполненным людьми, орущим детскими голосами и музыкой из открывшейся шашлычной.
Мужчина (ее муж – лет сорок, усы, загар, спортивная фигура) встречает меня стоя, и когда я начинаю растираться, он, как бы включаясь в мое движение, спрашивает:
– Не потеплела вода со вчерашнего?
– Не думаю, – стараясь улыбаться не слишком широко, отвечаю я, – это вообще-то не купание, скорей моржевание.
Она в разговор не вступает, но поворачивает ко мне лицо со спрятанными за очками глазами, жест доброжелательно-открытый, и я, старясь держать взгляд максимально рассеянным, заканчиваю в интонации, предполагающей завершение случайного обмена репликами:
– В такое время купаешься только по одной причине – потому как уплочено.
Они оба улыбаются, а я укладываюсь на жестком лежаке и закрываю глаза. Поплыли перед глазами оранжевые и темно-синие пятна, холодит спину сквознячок, грудь припекает солнце. Сокровенные минуты осенней пляжной истомы…
Разговорились мы часа через полтора. Услышав шуршание свертываемой газеты, я повернул к ним голову и увидел логотип «Литературки». Газету складывала женщина.
– Можно глянуть? – спросил я.
– Да-да, разумеется, – она с готовностью протянула газету.
– Там в первой тетрадке статья про местные разборки, – подал голос муж. – Посмотрите.
Я посмотрел – кооператоры и рэкетиры. Интересно, конечно, но я воткнулся во вторую тетрадку, литературная хроника и рецензии. Все-таки наша тамошняя кухня смотрится отсюда очень даже занимательной. Подняв от газеты голову, я натолкнулся на взгляд мужа.
– Ну и где же ваша ракетка? – как бы снимая свою напористость доброжелательной, почти извиняющейся улыбкой, спросил он.