Медленный человек

– Драго, давай будем искренними друг с другом. Ты бы не пришел сюда сегодня, я уверен, если бы тебя не тревожили мысли о твоей матери и обо мне. Поэтому позволь мне тебя успокоить. Между твоей матерью и мной не происходит ничего постыдного. В моих чувствах к ней нет ничего бесчестного. Я отношусь к ней с почтением. «Ничего постыдного». Какая забавная, старомодная манера выражаться! Уж не фиговый ли это листок, прикрывающий нечто гораздо более грубое, нечто непроизносимое: «Я не трахал твою мать»? Если вся эта кутерьма из-за траханья, если именно это вызывает у Мирослава Йокича ревнивую ярость, а его сына доводит до слез, почему же он рассуждает о чести вместо того, чтобы просто сказать: «Я не трахал твою мать, я даже не приставал к ней. Пойди и скажи это своему отцу». Однако если уж он не планирует склонить к этому Марияну, если не мечтает трахнуть ее, то что же тогда он планирует и о чем мечтает и какими словами объяснить это парню, родившемуся в восьмидесятых?

– Мне жаль, что я стал яблоком раздора между твоими родителями. Этого мне бы хотелось меньше всего. У твоего отца совершенно неверное представление обо мне. Если бы он познакомился со мной лично, то изменил бы свое мнение.

– Он ударил ее, – говорит Драго; теперь он уже не владеет собой, не владеет своим голосом, не может справиться со слезами и, быть может, с движениями души. – Я его ненавижу. Он ударил и мою сестру.

– Он ударил Бланку?

– Нет, мою маленькую сестричку. Бланка на его стороне. Она говорит, что у мамы романы. Она говорит, у мамы роман с вами.

«У мамы романы». А эта Костелло назвала ее верной супругой. Пусть он зря не тратит время и не пытает счастье с Марияной Йокич, сказала она, потому что Марияна Йокич верная супруга. Кто же прав – язвительная дочь или безумная старуха? И какая ужасающая картина: Мирослав – несомненно этакий огромный медведь! – разъяренный и пьяный, бьет кулачищами Марияну, ударяет по фарфоровому личику дочери на глазах у сына и брата, кипящего от возмущения! Балканские страсти! Как же это его угораздило связаться с хорватом, с балканским механиком и его механической уткой!

– У нас с твоей матерью нет романа, – настойчиво повторяет он. – У нее этого и в мыслях нет, и у меня этого в мыслях нет. (Какая ложь! Я каждый день только об этом и мечтаю!) Если ты этому не веришь, значит, мы с этим покончим, я не собираюсь тебя убеждать. Какие у тебя планы – ближайшие планы? Ты будешь жить дома или с матерью?

Драго мотает головой.

– Я не вернусь. Перекантуюсь у приятеля. – Он пинает рюкзак. – Я принес свои вещи.

Судя по раздувшемуся рюкзаку, вещей много.

– Ты можешь спать здесь, если хочешь. У меня в кабинете есть свободная кровать.

– Я не знаю. Я сказал приятелю, что побуду у него. Можно, я скажу вам позже? Я могу оставить здесь свой рюкзак?

– Как хочешь.

Он не ложится до полуночи, поджидая Драго. Но Драго появляется только на следующий день.

– У меня внизу друг, – объявляет он в домофон. – Она может войти?

Друг, его девушка. Значит, вот где он провел ночь!

– Да, поднимайтесь.

Но когда он открывает дверь, то чуть не вскрикивает от досады: рядом с грязным, усталым Драго стоит Элизабет Костелло. Неужели он никогда не избавится от этой женщины?!

Он и она осторожно приглядываются друг к другу, словно собаки, готовые подраться.

– Мы с Драго столкнулись в парке Виктория, – говорит она. – Вот где он провел ночь. В компании новых приятелей. Которые склоняли его вкусить плоды Бахуса.

– Кажется, ты сказал, что ночуешь у друга, – напоминает он Драго.

– Это не получилось. Я о'кей.

«Я о'кей». Мальчик явно не о'кей. Кажется, он впал в уныние, которое не может развеять выпивка.

– Ты говорил со своей матерью?

Мальчик кивает.

– И?

– Я позвонил ей. Сказал, что не вернусь.

– Я не спрашиваю о тебе, я спрашиваю о ней. Как она?

– Она о'кей.

– Прими душ, Драго. Почистись. Вздремни. Потом ступай домой. Помирись с отцом. Я уверен, он жалеет о том, что сделал.

– Он не жалеет. Он никогда не жалеет.

– Можно мне вставить слово? – осведомляется Элизабет Костелло. – Отец Драго вряд ли будет жалеть, пока он убежден в своей правоте. По крайней мере, так мне это представляется. Что касается Марияны, то, что бы она ни говорила своему сыну по телефону, она определенно не о'кей. Если она нашла прибежище у своей золовки, это лишь потому, что ей больше некуда идти. Золовка ей не сочувствует.

– Это Лиди? Лиди – сестра Йокича?

– Лидия Караджич, сестра Мирослава, тетя Драго. Лидия и Марияна не ладят друг с другом, никогда не ладили. По мнению Лидии, Марияне досталось по заслугам. «Нет дыма без огня», – говорит Лиди. Хорватская пословица.

– Господи, да откуда же вам известно такое? Откуда вы знаете, что именно говорит Лиди?

Костелло отмахивается от вопроса.