Медленный яд

Чем больше она окружает меня своей заботой, тем меньше я хочу возвращаться домой. Алины теперь слишком много, а ее намерения — прозрачны и ясны. Вот только идут в разрез с моими собственными.

Именно поэтому в моей жизни становится все больше тренировок. Каждый вечер, с работы сразу в зал.

Руслан, мой тренер, хмыкает каждый раз:

— Тебя из дома выгнали, что ли?

«Еще много лет назад», — думаю про себя.

В зале все легко и просто: есть ты, есть твой спарринг-партнер, есть цель: победить, не сдаться и не упасть. И ты выкладываешься ради нее, стараюсь удержаться. Боль почти не чувствуется в такие моменты, тело напряжено, всегда готовое к удару, а сознание ясное и чистое.

Без лишних мыслей, без образа, от которого хочется избавиться.

Но Влади против воли живет во мне, съедая медленно изнутри.

Несмотря на то, что я больше не вижусь с ней. Несмотря на то, что в последний раз мы общались во время той уродской ссоры, когда я пытался схватить и успокоить ее.

Пока не понял, что все, блядь, бесполезно, я для нее — убийца, и никто более.

Влади больше не ходит на работу.

Я удаляю ее номер из мобильного.

Жаль, что не получается также — из памяти. Одиннадцать цифр так надежно отпечатаны в памяти, что я помню их лучше, чем собственный телефон.

Только тренировки избавляют от ее запаха, от поцелуя. От нанесенной обиды, от разочарования, от желания приехать к ней, схватить за шею и…

— Поддубный, не спи!

Пропускаю удар. Вместо ее губ на моих — кровь, и это отрезвляет, возвращает снова на землю.

Влади становится для меня медленным ядом, и я не знаю, сколько протяну, пока не сдохну от поселившегося внутри чувства. От желания обладать— точно такого же, как в шесть лет, как в тринадцать, в пятнадцать. Нет, еще более сильного, отдающегося нечеловеческим жаром в паху.

Алина — еще один способ избавиться от наваждения, когда темной ночью в нашей комнате, без света, я трахаю ее, представляю другую женщину.

Только ради этого я позволяю девушке жить у меня, потихоньку перетаскивать свои вещи в мою ванную и в гардероб. Пытающуюся заполнить мою жизнь собой, но одного у у нее не получается — я никогда не смогу впустить Алину в свою душу.

Она намекает на свадьбу, периодически демонстрируя белые платья и счастливые, улыбающиеся пары в пинтересте.

Я притворяюсь, что  не замечаю.

Она никогда не станет моей женой, и надо расставить все точки над i, пока полный иллюзиями мир Алины не разрушится на острые осколки по моей вине.

Я не люблю ее.

Не знаю, что чувствует девушка ко мне.

Сейчас есть более глобальные проблемы.

И дело не только в зеленоглазой ведьме.

Олега не выпускают, сколько не бьется адвокат. Я нанимаю другого, матерюсь, срываюсь при подчиненных, но ничего не меняется. К Суворову никак не пробиться: на следователей давят, а наше дело грозит стать показательным.

Мы кое-как выбиваем разрешение на стройку, меняя субподрядчика, но восстановить прежний уровень продаж не удается. Негатив на форумах, видео в сети

И на фоне этого все чаще мелькает Федоров, точно змей-искуситель. Мы не единственные учредители фирмы, но он решает давить через меня.  Сержиков по-любому выберет его сторону, Олег не может участвовать, да у него и маленький процент голосов. Весомых пятеро: я, Влади, Федоров, Сержиков, Матвеев, который довольствуется лишь дивидендами, занимаясь своим собственным бизнесом в Москве.

— Илья, — в конце октября Федоров заглядывает ко мне в кабинет. Лицо загорелое после отпуска, — как жизнь?

— Охренительно.

Месяц остался до общего собрания учредителей. Я вижу, как периодически к нам заглядывают люди из «УютСервиса», скрываясь в его кабинете. И за две недели отсутствия  Николая Алексеевича градус напряжения падает, поэтому я совсем не рад видеть его здесь.

— Да, тебе здесь хорошо. А вот Олегу не очень. Может, не стоит ждать собрания, решим вопрос миром, заранее?

— Не понимаю, о чем ты.

Федоров снимает очки и смотрит на меня. Жестко, демонстрируя, что игры кончились:

— Илья, если тебе дорог твой друг, лучше согласись.

— А Кирилла ты чем шантажировал, чтобы он согласился?

Выпаливаю, совсем не думая о последствиях. В конце концов, он не единственный человек в этой компании, и не ему решать, что лучше для нашей фирмы.

— Не будем ссориться. Ты умный мальчик, и поймешь, почему я предлагаю такое решение.

Он уходит, оставляя меня одного, а я пялюсь в стену. Федоров пытается лишить нас всех выбра, и это дико бесит. Старик не вправе принимать решение в одиночку, какой бы ни была ситуация вокруг,и уж тем более — шантажировать свободой Олега.

Наша фирма выплывет и без посторонних.

Именно на эту тему почти полгода назад я ехал поговорить с Кириллом Самойловым. Тогда мне казалось, что разговоры о слиянии идут с его стороны, что ему нравится эта идея, которая ни за чтобы не прижилась при моем отце.

На работе нам не удавалось поговорить с ним, и поэтому мы договорились встретиться в будущем офисе, чтобы не тянуть с разговором.

Я плохо помню тот день: ничего особенного с утра не происходило. Я мирно общался с Самойловым, никаких криков, скандалов — наши взгляды на эту тему сходились.