Читаем Медленный яд полностью

— Чтобы ты не думала, мы от тебя не отвернулись, — говорит она на прощание, но меня не касается. Ни объятий, ни поцелуев, — не заслужила своим поведением.

Надо возвращаться в человеческий образ.

Включаю горячую воду. Ванная наполняется паром, почти осязаемым, и забираюсь под душ, кручу ручки до упора: то кипяток, то ледяная. Выдерживаю минуты три, а потом скатываюсь на дно ванны, намыливаю без конца голову шампунем, раз десять, не меньше, в надежде, что с пеной смоется все, о чем я запрещаю себе думать.

В одном полотенце выхожу на кухню, решая, что нужно в магазин. Голодовка не доведет до добра: в отражении видны, как заострились черты лица, впали щеки.

На пороге меня ловит Катька: я только открываю дверь, как сталкиваюсь с ней лицом к лицу.

— Живая.

— Почти, — отвечаю и попадаю в ее объятия. Она сжимает меня крепко-крепко, шумно выдыхая, чтобы не расплакаться, и молчит.

— Дура.

— Точно.

Захожу обратно, разуваясь. В отличии от мамы, подруга с пакетом еды: выкладывает на стол пироги, салат в упаковке, и впервые за последние дни я ощущая аппетит.

— Ешь, пока одни кости не остались.

Я достаю тарелки, приборы, и принимаю за еду. Катька крутит в руках стакан с принесенным ею же соком, и смотрит в окно.

— Знаешь, Сашка, я когда с тобой познакомилась, мне казалось, что ты самая умная из моих знакомых. Начитанная, на любую тему можешь часами говорить, семья интеллигентная. Мужик за тобой взрослый ухаживает, тоже не просто так, наверное. Что-то было в тебе такое привлекательное, в манерах, в равнодушном взгляде. Если человек тебе не интересен, ты даже его не видела. Я всегда хотела на тебя быть чуть похожей.

Я слушаю ее, ощущая внутри горечь. Отставляю вилку в сторону, промокая губы салфеткой.

— А сейчас смотрю на тебя и не пойму, когда ты такой дурочкой стала? Что с тобой происходит?  Не хочешь рассказать?

Смотрю на нее исподлобья. Как объяснить в трех словах целую жизнь? Сложно, нереально просто, но я хочу попробовать.

Решаюсь ровно минуту, а потом начинаю.

Про смерть Кирилла, про машину Ильи, про измены мужа, про сообщения Лизы, про Оксану… Получается долго, но с каждым словом тугая пружина, что сжималась долгое время внутри, ослабляется.

Сейчас я делю свою тяжелую ношу с подругой, и от этого — легче. Мне, но не ей. Она уходит в коридор, возвращается с сумкой, достает оттуда сигареты.

— Можно тут? Или лучше на балкон?

— Давай здесь, — открываю окна нараспашку.

Видеть Катьку с сигаретами непривычно, она бросала на моей памяти несколько раз, в последний — еще в институте. А сейчас прикуривает, прикрывая ладонью пламя зажигалки, выдыхает через нос. Я жду, что она скажет, нервно теребя пальцы.

— Сашка, какая же ты дура, — выпуская дым, говорит подруга.

В глазах щиплет, я моргаю и молчу.

— Илья нормальный. Я же вижу — мы уже сколько недель с ним бок о бок. И Лизка дура твоя, таблеток наглоталась со страха вместо того, чтобы тебе признаться. Как ты могла проглядеть, что она Кирилла любила?

— Да они почти не виделись, не бывали рядом.

— Думаешь, от него забеременела она?

— А от кого еще? — шепчу, ощущая как по лицу горохом катятся слезы. Катькины глаза тоже блестят.

— В любом случае, его уже нет. А ты продолжаешь жизнь портить живым людям. Себе. Поддубному. И не смотри на меня так, оцени все со стороны, он ради тебя поперся все выяснять, а ты в ответ что? На нем неделю лица не было.

Опускаю голову вниз, добавить к ее словам нечего. По-дурацки все так выходит.

—  Катька, — зову ее, — я ведь всегда любила Кирилла. Всегда, с тех пор как в голову вбила, что он мне нравится.

Она понимает все, подходит ближе и обнимает. Я утыкаюсь лицом в ее грудь, ощущая приятный сладковатый аромат женских духов, а Мещерякова обнимает меня.

— А теперь тебе нравится Илья?

Киваю головой, не в силах выдавить ни звука.

То, от чего я бегу, ломая все вокруг. Чувство, которого не должно было быть, из-за которого я ощущая себя предателем по отношению к Кириллу, и с которым очень тяжело бороться.

Как бы я не запрещала себе думать о Поддубном, мысли о нем упорно лезут в голову. Я не могу забыть наш поцелуй, на который слишком бурно реагирует тело, и всеми силами стараюсь оттолкнуть его, выбирая самый дурацкий способ.

— Тебе не кажется, что это нечестно: делать кому-то больно только потому, что больно тебе?

Я снова киваю, шмыгая носом.

— Сашка, прекращай. Ты ведешь себя как эгоистичный ребенок. Хватит себя жалеть.

Глава 32. Илья

— Вкусно?

Алина сидит напротив, подперев подбородок рукой, и с довольным видом смотрит, как я ем.

В тарелке — приготовленный ею суп, на столе салат, даже хлеб испекла сама, притащив перед этим какую-то мудреную хлебопечку.

За последние недели она практически поселилась в моем доме, меняя привычный спортзал и встречи с подружками на то, чтобы навести уют в квартире и встретить меня свежеприготовленным ужином.

— Вкусно. Молодец, хорошо получилось.

Сегодня она впервые варит борщ, о чем говорит раз пять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сердце дракона. Том 6
Сердце дракона. Том 6

Он пережил войну за трон родного государства. Он сражался с монстрами и врагами, от одного имени которых дрожали души целых поколений. Он прошел сквозь Море Песка, отыскал мифический город и стал свидетелем разрушения осколков древней цивилизации. Теперь же путь привел его в Даанатан, столицу Империи, в обитель сильнейших воинов. Здесь он ищет знания. Он ищет силу. Он ищет Страну Бессмертных.Ведь все это ради цели. Цели, достойной того, чтобы тысячи лет о ней пели барды, и веками слагали истории за вечерним костром. И чтобы достигнуть этой цели, он пойдет хоть против целого мира.Даже если против него выступит армия – его меч не дрогнет. Даже если император отправит легионы – его шаг не замедлится. Даже если демоны и боги, герои и враги, объединятся против него, то не согнут его железной воли.Его зовут Хаджар и он идет следом за зовом его драконьего сердца.

Кирилл Сергеевич Клеванский

Самиздат, сетевая литература