Медленный солнечный ветер

Постепенно на город опускались душные сумерки, и Димитрия не могла точно сказать, сколько времени она просидела в таком положении, уткнувшись носом в окно и пытаясь разглядеть что-то чистое, новое за знакомыми грязными стеклами. Возможно, прошло часа два или три, или четыре… Биологические часы сломались когда-то давно после войны, и теперь она могла ориентироваться во времени только по тому, как вставало и садилось солнце. Даже Робинзон Крузо вел свой календарь, упрекала себя девушка, а она сама только сегодня узнала, что ей было уже восемнадцать. Димитрия привыкла считать себя пятнадцатилетним подростком, а она, оказывается, была уже настоящей девушкой. Возможно, если бы не война, она училась бы в университете и даже встречалась с каким-нибудь парнем. Они бы вместе ходили по пятницам в то кафе, в которое она водила сегодня Дарко, а по воскресеньями гуляли бы по набережной, взявшись за руки, совсем как в книгах.

Димитрия тяжело вздохнула. Она понимала, что ей не стоило думать о той жизни, которая могла быть у нее, если бы все обошлось. Особенно грустно было представлять себя с семьей. Весне было бы уже… сколько? Семь?

Послышались тихие шаги смерти на лестничной площадке. Она как будто почувствовала, что именно в этом доме кто-то решил закрыть дверь на замок. Димитрия замерла, затаила дыхание. Не похоже было, чтобы это был кто-то из команды — у тех сапоги были обиты железом, а эти шаги были осторожными, мягкими, будто ступал какой зверек. Можно было подумать, что все эти звуки только кажутся.

Но Димитрии не казалось.

За годы одиночества ее слух обострился до предела, выявляя в тишине малейшие шорохи. Сердце девушки неожиданно ухнуло в пятки, она замерла, перестав даже дышать. Все, на чем было сосредоточенно ее внимание, прямо сейчас находилось за дверью и чего-то тщательно выжидало. Ее ли.

Чьи-то костлявые пальцы аккуратно, почти нежно прикоснулись к ручке входной двери, а затем осторожно надавили. Дверь открылась почти бесшумно, и только сидящая на подоконнике Димитрия в ужасе осознала, что кто бы ни пришел сейчас за ней, бежать ей было некуда. Оставалось разве что прыгать в окно, но после такого падения вряд ли кто смог бы выжить, а уж такая хрупкая девушка как она тем более не сможет.

Димитрия слышала шаркающие шаги в коридоре, слышала тяжелое дыхание. Так дышат только тяжело больные астматики.

Когда незваный гость заметит Димитрию, было лишь вопросом времени.

И тут в дверном проеме появились два больших черных блестящих в темноте глаза. А затем послышался выстрел.

Глава третья

— Представляешь, какая жизнь теперь настанет! Это будет рай, а не жизнь! — хохотала она, кружась по комнате. — Ты слышишь меня, Дарко? Только представь! Ах, только представь!

Но он в ответ не улыбался. Только что по всем каналам объявили, что Посланцы получили официальное разрешение ООН на то, чтобы войти в атмосферу Земли. Люди после этого все как с ума посходили. Можно было подумать, это был какой-то праздник.

Эва тоже смеялась и улыбалась. Как и миллионы жителей планеты, она верила, что все будет хорошо.

— Ну, разве это не замечательно? — не переставала она. — Отец столько сил вложил в этот проект. Он представлял его вместе с сенатом перед мировым содружеством, а теперь его наградили медалью за служение Отечеству!

Он не вслушивался в щебет девушки — для него это было не так важно. Дарко смотрел на то, как редкие лучи солнца попадают на ее руки и мягко мерцают. Он не мог оторвать взгляда от ее босых ног, от ее гладкой кожи и от ее сияющих лунным светом глаз.

— Ты прекрасна, Эва, — прошептал он одними губами, и она внезапно прекратила свой радостный танец.

Что-то в ее лице мгновенно переменилось, и Дарко уловил, как какая-то глубокая мысль промелькнула в ее зрачках. Эва моргнула.

Она не ответила, хотя она всегда была странной. С тех пор, как он с ней познакомился на приеме у министра, он никак не мог ее разгадать. Эва была свободным ветром — она делала только то, что хотела, ее невозможно было заставить что-то делать. А еще ее невозможно было не любить.

Дарко сделал ей предложение, когда встретил ее на площади у фонтана. Эва куда-то спешила, а он не хотел, чтобы она уходила. Слова вырвались у него как-то сами собой, невольно. Все получилось так неожиданно, спонтанно, а ведь до этого никто из них даже не признался друг другу в своих чувствах.

Он боялся, что Эва откажет ему, но, согласившись, она лишь в тысячный раз удивила его своей непредсказуемостью.

Реальная Эва замерла у открытого окна, разглядывая спешащих на улице людей. Она больше не улыбалась, и если бы он не знал ее так хорошо, он бы подумал, что чем-то расстроил ее.

Наконец, она заговорила:

— Дарко, ты никогда не думал о том, что будет завтра? Вдруг, завтра что-то в тебе изменится? Изменится во мне?

— К чему ты клонишь?

— Ты можешь разлюбить меня, Дарко. Ты не задумывался, что со мной ты, может быть, будешь несчастлив?

— Ты говоришь глупости, Эва, — возразил он, но в ее черных как ночь глазах промелькнула грусть.