Медная гора

Рабочие между тем тоже начали просыпаться. Сладко потягиваясь, они выходили на солнечную поляну. Васильич, который на привалах обычно держался ближе к Звереву, первым обнаружил отсутствие проводника.

— И где его, старого, носит, — угрюмо проворчал Бедокур.

— Загулял, не иначе. Пестуна, поди, подстрелил. Придется идти помогать. — За шуткой Корпев скрывал тревогу.

Когда окончился завтрак, он отвел в сторону Бедокура.

— Я с Василием и Рубцовым иду на Медную гору. Ты останешься за начальника. Смотри, чтобы все в порядке было. Сам знаешь, до лагеря семь дней киселя хлебать, а продуктов много-много дней на шесть осталось.

— Как можно, Андрей Михайлыч, мне… — Бедокур оборвал фразу и отвернулся. Ведь начальник знает, что когда-то он был шаромыжником, и все-таки доверяет ему людей, продукты и, в конечном счете, — судьбу головного отряда экспедиции… Как сквозь сон, до сознания Бедокура доходили слова Корнева:

— Если старик придет, скажи, что я ему запретил уходить. Пусть дожидается. Людей не распускай. Понял?

— Все в порядке будет. Не сомневайся, начальник.

Корнев, Рубцов и Вася Круглов, вымокнув по пояс, переправились через быстрый поток. Затем они пересекли лесной кряж и спустились в тенистую лощину, в которую редко заглядывало солнце. Приземистый ивняк широко разросся во все стороны, а гнилая зацветшая вода мутно блестела между кочек. Отсюда начинался подъем на Медную гору.

— Ну что ж, пошли, — радостно усмехнулся Вася и стал торопливо взбираться на крутой склон.

— Тише, тише. Испортишь дыхание, — удерживал Корнев нетерпеливого парня. Сам он, как всегда, поднимался ровным замедленным шагом и вполголоса насвистывал любимую арию. Только чаще, чем обычно, останавливался у обнажений и долго рассматривал отколоченные куски породы. Потом разочарованно откидывал их в сторону и нагонял товарищей.

На середине горы к нему подбежал Вася. По-детски возбужденное лицо его раскраснелось, из-под сдвинутой набок фуражки стекали крупные капли пота. Вслед за ним подошел мрачный Рубцов. Отдышавшись, Вася вынул из кармана несколько образцов и безнадежно повел рукой:

— Граниты одни, Андрей Михайлович.

— Знаю.

— Скажите, а в гранитах месторождения быть не может?

— Разве только месторождение строительных материалов, — усмехнулся Корнев, — а меди — едва ли.

Через несколько минут откуда-то сверху донеслись громкие удары геологического молотка и вслед за ними радостный крик:

— Андрей Михайлович! Андрей Михайлович! Сла-анцы!

— Иду!

Корнев внимательно осмотрел протянутый образец и перевел на Васю серые немигающие глаза.

— Еще, правда, не ярко выраженные, но по структуре… — запнулся парень и смолк.

— В другой раз не путайте сланцев с гранито-гнейсами.

— Но ведь мы уже на середине склона, а никаких признаков меди нет… Как же быть? — растерянно спросил Вася и сразу обмяк, осел, услышав ответ Корнева:

— А почему вы решили, что медь должна быть именно здесь?

— Старик так говорил.

— Нам с вами нельзя жить стариковским умом. Самим мозгами шевелить надо. Сейчас мы разойдемся. Вы с Рубцовым — налево, я — направо. На вершине встретимся.

Корнев первым добрался до вершины. Он уже кончал зарисовывать схему горного массива, когда снизу послышались шаги. Обернувшись, он увидел Васю и Рубцова, которые шли, опустив головы, еле волоча утопавшие во мху ноги.

Корнев сделал очередную запись, не спеша сверил свою схему с беспорядочным нагромождением крутобоких вершин, пологих отрогов и широких плато, что, словно на вытянутой ладони, развернулись перед его глазами. Только после этого он поднялся с камня.

— Ну, что? — подошел он к Круглову.

— А у вас? — и Корнев поймал на себе доверчивый, полный надежды взгляд Васи. В глазах этого паренька было все: и нечеловечески трудный путь по порожистым рекам, и длинные переходы через непролазные леса и болота, и вера, неиссякаемая вера в то, что все испытания предыдущих дней окупятся на Медной горе. Но Корнев знал, что лучше одним взмахом обрушить на человека неприкрытую горькую правду, чем поддерживать в нем несбыточные надежды и бояться, что эту правду он откроет сам.

И Корнев, отчеканивая каждое слово, коротко ответил:

— У меня то же самое — граниты.

Плечи Васи вздрогнули. Он изможденно опустился на землю и отвернулся от Корнева.

— Значит… значит… — но слова застревали во рту, и к горлу подкатывал липкий комок, которого ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Значит, старик ошибся. Медную руду следует искать не здесь, — окончил за него Корнев. — А тебе, Вася, надо относиться к этому спокойнее. И не такое в нашей работе бывает. Возьми образцы и заэтикируй. — Сам Андрей Михайлович сохранял полное самообладание, и едва ли кто-нибудь смог бы догадаться, что сейчас решается судьба экспедиции. Только особый металлический оттенок голоса и тугие желваки, медленно перекатывающиеся по худым, давно не бритым скулам, выдавали внутреннее напряжение этого человека.

— Теперь для нас самое главное — вернуться в лагерь, — снова заговорил Корнев, когда коллектор завернул в бумагу последний образец. — А сейчас давайте еще раз обследуем эту горку и пойдем к ночлегу.