Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Хорошо, но только при одном условии… Едемте в центральный полицейский участок. В другой — я не пойду.

— Пожалуйста… в какой угодно, — облегченно согласился полицейский.

Остановив проезжавший фаэтон, они поехали в участок, откуда немедленно же о случившемся позвонили генералу.

Остальное уже известно читателю.

— Вы, сержант, этой дракой совсем испортили дело… И какой черт дернул вас впутываться в эту историю! — сказал в сердцах генерал.

— Я думал сделать лучше… товарищ полковник знает, что я…

— Д–да! — после минутного молчания заговорил генерал, — вы, старший сержант Сеоев, пока что находитесь под домашним арестом на… — генерал подумал и добавил: — на двое суток, пока мы не выясним и не обдумаем положения. Никуда не отлучаться, чтоб этот двор был единственным местом ваших прогулок. Днем отдыхайте и спите, ночью кабинет полковника и помещение канцелярии охраняете вы… Поняли меня?

— Так точно! — вытягиваясь во весь свой огромный рост, проговорил Сеоев.

— Идите и отдыхайте!

— Есть идти и отдыхать! — рявкнул гигант, исчезая в дверях.

— Вы видели, какие у него кулаки? Настоящие тыквы! — еле удерживаясь от улыбки, сказал генерал. — Думаю, этому фокуснику — шпиону сейчас врачи прикладывают примочки и прочие снадобья где–нибудь в Исфагани или Ширазе…

— Почему в Исфагани, а не здесь? — удивился я.

— Потому что его сегодня же на самолете или на «джипе» вывезли из Тегерана… К вечеру вы убедитесь в этом, а теперь давайте лучше обдумаем, что говорить и как нам держаться перед микрофоном, чтобы не возбудить подозрения у подслушивающих нас людей.

Под вечер ко мне в кабинет зашел генерал.

— Ну, что вы скажете по поводу всей этой ахинеи, которую наболтал нам Сеоев? — угрюмо спросил он, выразительно глянув в сторону микрофона.

— Черт его знает!.. какая–то пинкертоновщина!.. По его сумбурному рассказу трудно понять, где истина я где ложь…

— А по–моему — все ясно. Какая там истина! — сурово перебил генерал. — Напился, как свинья, устроил пьяную драку, избил этого фокусника, а все остальное — наврал.

— Но, позвольте, он говорит, что этот фокусник — русский, белогвардеец, по фамилии Кожицин, что зовут его Владимир Николаевич…

— Ну, и что из этого? Тем хуже для советского сержанта…

— …что он уговаривал Сеоева выкрасть из сейфа документы!..

— Враки! Просто ваш Сеоев, желая реабилитировать себя, выдумал всю эту гору вранья, чтобы прикрыть ею пьяный дебош. Нет, Александр Петрович, не спорьте и не уговаривайте меня… бесполезно. Вы отдали приказ об его откомандировании в распоряжение коменданта?

— Никак нет, не успел, — ответил я.

— Немедленно же отдайте и отошлите его отсюда вон, — сухо сказал генерал.

— Слушаюсь, товарищ генерал! Но, по–моему, к тому, что рассказывает он, следовало бы прислушаться.

— К чему прислушиваться? К вранью о фокусах, предсказаниях и прочей белиберде? Полноте, Александр Петрович, просто ваш любимчик–сержант допился до такого скотского состояния, что ему стала мерещиться всякая чертовщина… Словом, кончим этот разговор. Чтобы завтра же его не было в Тегеране, и пусть он благодарит, что я не отдаю его под суд. На всякий случай сегодня же обратитесь официально через нашу миссию в Министерство внутренних дел с просьбой сообщить, кто такой этот Го Жу–цин, и правда ли, что он русский белогвардеец и немецкий шпион. Если это подтвердится, то попросим о немедленной высылке его из Ирана, а теперь перейдем к другим вопросам. Скажите, как бы вы отнеслись, если б я просил вас на день–другой слетать в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта? Дело в том, что я хочу, чтобы, прежде чем отошлем в Главную Ставку в Москву наш доклад, вы ознакомили с ним командующего фронтом и членов Военного Совета.

— Готов в любую минуту! Когда прикажете вылететь, товарищ генерал?

— О–о, не так–то скоро! Пока это, так сказать, в проекте. Может быть, через неделю, а, может быть, и позже. Дело в том, что и вам, и мне надо, прежде чем закончим доклад, побывать на местах, объехать зону и уже потом подвести итог.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Еще издали я увидел стройную фигуру девушки. Серый плащ, голубой шарф и большая сиреневая сумка резко выделялись на фоне зеленых кустов буйно распустившихся астр и магнолий.

Зося не видела меня. Опустив голову и чертя кончиком зонтика узоры на красном песке аллеи, она, казалось, ушла в свои мысли.

Я издали залюбовался ею. Эта чудесная девушка никак не была похожа на прислугу, на простую горничную. В ней было что–то свое, свободное, грациозное. Она была действительно очень хороша, и не только хороша, в ее лице была нега, живость и, несмотря на врожденную кокетливость, чистота. Она еще сохранила детскую манеру очень быстро поднимать глаза и смотреть на собеседника прямо в упор с любопытством и жадной пытливостью невинности. Когда же девушка опускала глаза, они казались закрытыми — так были длинны темные ресницы, окаймлявшие большие, чистые голубые глаза.

— Здравствуйте, Зося, простите, что запоздал. К сожалению, эти запутанные аллеи вывели меня совсем в другую сторону.