Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Номер, который занимала она, был хотя и двойной, с нишей и альковом, над которым пышно распростерся балдахин, но всем своим разнокалиберным убранством, типично отдельной обстановкой подчеркивал временное пребывание в нем своей жилички. И если, квартирка мистрис Барк была одновременно и изящным дамским будуаром и строгим деловым кабинетом журналиста, то жилище госпожи Янковецкой носило характер дорогого, но все–таки обыкновенного гостиничного номера.

Обе дамы любезно встретили меня. Зося хотела удалиться, но мистрис Барк удержала ее.

— Я имел удовольствие познакомиться с вашим волшебником, господином Го Жу–цином, — сказал я. — Оказывается, сеанс в прошлый раз не состоялся только потому, что некий сержант, кстати сказать, мой подчиненный, побил бедного волшебника. Я не без сочувствия говорю это, так как этот забияка — огромный мужчина атлетического сложения, а бедный китаец показался мне тщедушным и хилым человечком.

— Этот драчун ваш служащий? — поднимая брови, удивленно спросила мистрис Барк.

— Был им, так как после этого хулиганского поступка мы откомандируем его обратно в Россию. Между прочим, ваша Зося знакома с ним… Это ваш знакомый сержант Сеоев, — обращаясь к молчащей девушке, пояснил я.

Зося чуть опустила голову и слабо улыбнулась.

— Он хороший и не злой человек, — сказала Зося, — мне даже странно, что он мог так избить этого китайца.

— Безобразный скандал, о котором даже и не хочется вспоминать… Фокусник выздоровел, Сеоев изгнан, а на его место прибудет другой, менее драчливый солдат.

Спустя несколько минут Зося ушла.

Генриэтта Янковецкая готовила чай, а мы с мистрис Барк договаривались о будущем посещении Го Жу–цина.

В дверь постучали, вошли три офицера, один из них был тот самый юный и чопорный лейтенант, который сопровождал мистрис Барк на базаре. Мы раскланялись. Разговор стал живым и общим.

Офицеры были молоды, держались непринужденно и просто. Беседуя с мистрис Барк, они были не только внимательны, но и почтительны. Болтая же с Генриэттой Янковецкой, они держали себя свободно и фамильярно. Один только лейтенант был со всеми одинаково хмур, разговаривал коротко и односложно.

Выпив чашку чая, я стал прощаться с дамами.

— Я тоже иду домой, проводите меня! У меня разболелась голова, и, если вы ничего не имеете против, мы пойдем пешком, — сказала мистрис Барк.

Мы расстались с госпожой Янковецкой и ее офицерами и медленно пошли по улице. Пройдя несколько шагов, мистрис Барк взяла меня под руку.

— Вы позволите опереться о вашу руку?.. Я чувствую некоторую слабость…

— Может быть, позвать такси?

— Нет, нет, прогулка пешком освежит меня, — слабым голосом сказала она.

Я осторожно взял ее под локоть, и мы, тесно прижавшись один к другому, медленно шли по пустынной аллее Шахской улицы, напоминая собою нежную влюбленную пару.

Я тихо вел ее, в голове же неотступно была одна и та же мысль: «Что еще придумала эта опасная и коварная женщина?»

Я помог моей спутнице подняться по лестнице. Она тихими шагами вошла в гостиную.

— Зося! — негромко окликнула она.

Никто не отзывался. Госпожа Барк еще раз позвала девушку. Очевидно, Зося еще не вернулась.

— Если вы не очень торопитесь, то будьте любезны по… сидеть… и помочь мне… до прихода Зоси, — тяжело дыша, поднимая большие блестящие глаза, с трудом проговорила мистрис Барк.

— К вашим услугам, но… может быть, вызвать врача?..

— О нет! Это часто случается со мной… головная боль, спазмы в сердце… но потом все проходит мгновенно и вдруг… Посидите минутку здесь, я переоденусь, выпью капель, мне станет легче, затем выйду к вам.

Она вошла к себе в спальню, я остался в гостиной, разглядывая превосходную копию Фрагонара, висевшую на стене.

Вдруг я услышал слабый вскрик, стон и затем что–то похожее на падение тела.

— Что с вами? Вам плохо? — закричал я, бросаясь к дверям спальни.

Тяжелый вздох, более похожий на стон, был ответом на мои слова. Я отбросил шторы. На широкой софе лежала мистрис Барк, по–видимому, еле успев накинуть на себя длинный цветной халат. Лицо ее было бледно, глаза полузакрыты, грудь тяжело и судорожно дышала. На столике виднелась небольшая аптечка, из которой она не успела достать нужные ей капли. Я поддержал ее свисавшую с подушки голову и, схватив графин с водой, брызнул на бледное, казавшееся безжизненным, лицо женщины. Она вздрогнула, вздохнула и судорожно, крепко схватила меня за руку. Я брызнул еще раз. Лицо мистрис Барк стало оживать, дыхание сделалось ровней. Она глубоко вздохнула, открыла глаза и несколько мгновений молча и, может быть, мне это показалось, с нежной признательностью смотрела на меня, потом слабо и прерывисто прошептала:

— Капли… в левом уголке аптечки… Две капли нитроглицерина… сердце… болит сердце…

Я вздрогнул. Нитроглицерин. Значит, у нее стенокардия, грудная жаба… Опасная, тяжелая болезнь… Но другая мысль как молния пронзила мой мозг… Вздор, обман, быть начеку!

Слабый стон прервал мои размышления.