Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Это не относится к шпионам, скрывающимся среди мирного населения, — принялся он перечислять. — Не относится к личностям, представляющим особую опасность для государства. Не относится к лицам, злоумышляющим против фюрера и германского народа. Не относится к задержанным, пытающимся бежать…

Его крашеные усики зашевелились, как у таракана. Он ничего не добавил, но я отлично понял, что он хотел сказать. Я легко мог стать и скрывающимся шпионом, и личностью, представляющей особую опасность, и лицом злоумышляющим, и, наконец, меня просто могли пристрелить при попытке к бегству.

Это–то я понял, но еще не вполне понимал, чего домогался Эдингер, а ему, разумеется, что–то было от меня нужно.

— Вам не надо забывать, кому вы обязаны жизнью, — торжественно заявил Эдингер. — Когда рука советского агента настигла вас в собственной вашей квартире, мы сделали все, чтобы вырвать вас из объятий смерти.

Эта версия происшедших событий, придуманная, вероятно, Янковской, мало соответствовала действительности, но мне следовало ее принять. Со всей прямолинейностью и самоуверенностью, которые особенно сильно проявлялись у немецких чиновников в ту пору, он не замедлил поставить передо мной категорический вопрос:

— Вы умеете быть благодарным? Наш вы или не наш?

Теперь, после полученных мною указаний, я мог пренебречь тем, что может подумать обергруппенфюрер Эдингер об английских офицерах, которых, по его мнению, я представлял сейчас перед ним.

— Вы ставите меня в безвыходное положение, — ответил я с достаточной долей высокопарности, которая, впрочем, не могла не импонировать такому субъекту, как Эдингер. — Интересы Великобритании вынуждают меня разоружиться и вручить вам свою шпагу.

— Хайль Гитлер! — в ответ на это крикнул Эдингер.

Я не знал, ждет ли он от меня подобного вопля, но промолчал, считая, что английскому офицеру даже в таких обстоятельствах нельзя уподобляться гитлеровскому штурмовику.

— Я рад, что мы нашли общий язык, — сказал Эдингер. — Потому что ваш выживший из ума Черчилль ничего не понимает в политике…

Он вылил на голову Черчилля такой поток ругательств, который, по–моему, не мог бы понравиться даже противнику Черчилля, будь тот английским офицером; однако я дисциплинированно молчал, и это понравилось Эдингеру.

— Вы не пожалеете о сегодняшнем дне! — патетически воскликнул Эдингер. — Германия позаботится о будущем Великобритании.

Может показаться, что, изображая Эдингера, я рисую его слишком ходульным, слишком напыщенным, не таким, какими бывают люди в обыденной жизни, но я хочу здесь подчеркнуть, что Эдингер был именно таким. Затем он сразу перевел разговор на рельсы сугубого практицизма.

— Я хочу вас обрадовать, капитан Блейк, — произнес он со снисходительной улыбкой. — Как только вы передадите нам свои дела в Риге, мы перебросим вас в Лондон. У нас есть соответствующие возможности. Вы сделаете вид, что вам грозил арест и вы бежали. Вы начнете работать на нас в Англии.

— Но я не собираюсь в Лондон, — сказал я. — Мне полезнее находиться здесь.

— Не хотите рисковать? — иронически спросил Эдингер. — Спокойнее оставаться с победителями?

— Думаю, что здесь я буду полезнее, — уклончиво ответил я. — На мое место пришлют кого–нибудь другого, и еще неизвестно, захочет ли он сотрудничать с вами.

— Хорошо, — великодушно сказал Эдингер. — Мы вернемся к этой проблеме, когда получим доказательства вашей лояльности.

— Каких доказательств вы хотите? — настороженно спросил я. — Я уже обещал свое сотрудничество…

— Вот мы и хотим доказательств этого сотрудничества! — воскликнул Эдингер. — Связи и агентура, агентура и связи! — вот что нужно от вас! Только это можем мы принять от вас в уплату за вашу жизнь и наше доверие.

И здесь я совершил ошибку, посчитав Эдингера глупее, чем был он на самом деле: я пообещал познакомить гестапо со всеми своими агентами, имея в виду своих девиц, тем более что немцы имели о них, как я безошибочно предполагал, очень хорошее представление.

— Когда? — строго спросил Эдингер. — Когда мы получим вашу сеть?

Я мог составить список своих девиц за полчаса, но решил придать этой работе солидный характер.

— Я дам список своих агентов… через три… нет, скажем, через четыре дня.

— Хорошо, я буду ждать, — серьезно сказал Эдингер. — С этого дня двери моего дома открыты для вас. Сегодня двенадцатое… Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого… шестнадцатого я жду вас у себя.

Эдингер нажал кнопку звонка.

— Мюллера с документами, — приказал он появившемуся и тут же исчезнувшему адъютанту.

Затем Эдингер загадочно посмотрел на меня.

— Я хочу показать вам, что значит работать в германской разведке, — внушительно сказал он. — Нет людей великодушнее немцев!

Мюллер не замедлил появиться.

Это был весьма солидный господин с белесыми волосами, напомаженными бриллиантином, в роговых золотистых очках и в черном мундире, плотно облегавшем его упитанную фигуру и еле сходившемся на выпиравшем животе.

— Господин Мюллер, наш главный кассир, — представил его Эдингер.

Господина Мюллера сопровождал еще какой–то чиновник, но его господин Эдингер не нашел нужным представлять.