— Отто, Берндт! — взвизгнул он. — Где вы там?
В гостиную влетел один из его денщиков.
— Кофе! Где кофе? — визгливо забормотал он. — Сколько времени можно дожидаться? И госпожа Янковская, и господин Берзинь, и я, мы уже давно ждем…
Денщик — уж не знаю, кто это был: Отто или Берндт, — ошалело взглянул на Гренера и через две минуты — это была уже магия дисциплины! — внес в гостиную поднос с кофе и ликерами.
— Разрешите налить вам ликера? — обратился Гренер к Янковской.
По–видимому, это значило, что зверь укрощен.
— Налейте, — согласилась она и, совсем как кошка, лизнув кончиком языка краешек рюмки, безразлично спросила: — Вы когда будете звонить Польману?
— Сегодня ночью, — буркнул Гренер и обратился ко мне: — Может быть, вы хотите коньяку?
— Мы хотим ехать, — сказала Янковская. — У нас есть еще дела.
— Опять с ним? — сердито спросил Гренер.
— Да, с ним, — равнодушно ответила Янковская. — И еще тысячу раз буду с ним, если вы не оставите свою глупую ревность…
Она направилась к выходу, и Гренер послушно пошел ее провожать.
— Вы можете намекнуть своему Польману, — сказала она уже в передней, — что Эдингер чувствует себя очень плохо и вы, как врач, весьма тревожитесь за его здоровье.
Мы опять очутились в машине.
— А теперь куда? — поинтересовался я.
— В цирк, — сказала Янковская. — Я хочу немного развлечься.
К началу представления мы опоздали, на арене демонстрировался не то третий, не то четвертый номер, но это не огорчило мою спутницу.
Мы сидели в ложе, и она снисходительно посматривала то на клоунов, то на акробатов.
— Вот наш номер, — негромко заметила она, когда объявили выход жонглера на лошади Рамона Гонзалеса.
Оркестр заиграл бравурный марш, и на вороной лошади в блестящем шелковом белом костюме тореадора на арену вылетел Гонзалес… Оказалось, я его знал!
Это был тот самый смуглый субъект, который дежурил иногда в гостинице у дверей Янковской.
Надо отдать справедливость, работал он великолепно. Ни на мгновение не давал он себе передышки. Лошадь обегала круг за кругом, а в это время он исполнял каскад разнообразных курбетов, сальто и прыжков. Ему бросали мячи, тарелки, шпаги, он ловил их на скаку и заставлял их кружиться, вертеться и взлетать, одновременно наигрывая какие–то мексиканские песенки на губной гармонике. Но самым удивительным было его умение стрелять. Это действительно был первоклассный — да какое там первоклассный — феноменальный снайпер! Гонзалес выхватил из–за пояса длинноствольный пистолет, и одновременно служители подали ему связку обручей, обтянутых цветной папиросной бумагой. Он взял их в левую руку, в правой держа пистолет. В цирке погасили свет, цветные лучи прожекторов упали на арену, и наездник становился попеременно то голубым, то розовым, то зеленым. В оркестре послышалась дробь барабана… Лошадь галопом помчалась по кругу, а Гонзалес, не выпуская пистолета, хватал правой рукой диски, бросал вверх перед собой и, когда цветные диски взлетали к куполу, стрелял в них; продырявленные диски быстро и плавно возвращались обратно, Гонзалес подхватывал их головой, и они повисали у него на плечах…
Этот человек имел изумительный глазомер и выработал необыкновенную точность движений!
Я с интересом наблюдал за его искусной работой. Не знаю почему, но мне вспомнился вечер на набережной Даугавы…
— Да, этот Гонзалес неплохо владеет пистолетом, — сказал я. — У меня такое чувство, точно я уже сталкивался с его искусством…
— Возможно, — согласилась Янковская. — Только это никакой не Гонзалес, а самый обыкновенный ковбой, и зовут его просто Кларенс Смит.
Он еще несколько раз метнул свои диски, выстрелил в них, поймал и спрыгнул с лошади. Вспыхнул свет, прожектора погасли, Гонзалес, или, как его назвала Янковская, просто Смит, принялся раскланиваться перед публикой.
Он остановил свой взгляд на Янковской, а она приложила кончики пальцев к губам и послала артисту воздушный поцелуй. Как только объявили номер каких–то эксцентриков, Янковская заторопилась к выходу.
— Вы устали или надоело? — осведомился я.
— Ни то и ни другое, — ответила она на ходу. — Не надо заставлять себя ждать человека, которому еще предстоит серьезная работа.
Мы ожидали Гонзалеса у выхода минут пять, пока он, по всей вероятности, переодевался.
Он быстро подошел к Янковской и схватил ее за руку.
— О! — сказал он, бросая на меня неласковый взгляд.
— Быстро, быстро! — крикнула она ему вместо ответа.
Через минуту мы уже опять неслись по улицам сонной Риги, а еще через несколько минут сидели в номере Янковской.
— Познакомьтесь, Кларенс, — сказала она, указывая на меня. — Это Блейк.
— Нет! — резко сказал он. — Нет!
— Что — нет? — спросила Янковская со своей обычной усмешечкой.
— Я не хочу пожимать ему руку. Он мой враг!
— Не валяй дурака, — примирительно сказала Янковская. — Никакой он тебе не враг.
— Ладно, останемся каждый при своем мнении! — ворчливо пробормотал Смит. — Что тебе от меня нужно?
— Поймать бешеную лошадку, — сказала Янковская.
— Кого это еще требуется тебе заарканить? — спросил Смит.
— Начальника гестапо Эдингера, — назвала Янковская.