Медное королевство

Али не ответил. Правда, он не доверял себе, не доверял отцу, но у него не было другого выбора, кроме как идти вперед. Мунтадир уже сидел, улыбаясь хорошенькой служанке, когда та проходила мимо. Она остановилась, покраснев и улыбнувшись, чтобы налить ему вина.

Он делает это так легко. Не то чтобы Али хотел соблазнять привлекательных женщин, наливающих ему вино, – все это было запрещено. Но он знал, что прошлой ночью Мунтадир не превратился бы в заику перед Нари. Наблюдая за братом, Али не мог отрицать, что ревность сжимает его грудь. Мунтадир наклонился, чтобы прошептать что-то на ухо виночерпийке, и она хихикнула, игриво толкнув его плечом.

У тебя есть жена. Красивая, умная жена. Хотя Али полагал, что когда все остальное предлагалось тебе на серебряном блюде, красивые, блестящие жены не казались даром, который нужно лелеять.

– С процессией все в порядке? – спросил Гасан Мунтадира, не обращая внимания на Али, когда тот сел на простой молитвенный коврик, проигнорировав мягкие подушки поближе к ним.

Мунтадир кивнул, делая глоток вина, когда девушка отошла.

– Жрецы и Нари проводили утренние церемонии на озере. Каве должен был убедиться, что все они сели в свои колесницы, и Джамшид отправился сопровождать их сюда с другой группой лучников. – Али заметил улыбку на его лице. – Он сегодня едет верхом.

– А безопасность процессии? – настаивал Гасан. – Вы говорили с Ваджедом?

– Я все сделал. Он заверил меня, что солдаты выстроились вдоль маршрута парада и что ни одному шафиту не будет позволено приблизиться.

Али изо всех сил старался не закатить глаза. Конечно, запрет на участие шафитов в празднествах будет своего рода охраной – дворца. Хотя Али полагал, что он должен быть счастлив, что его брат, а не его отец наблюдает за Навасатемом. Гасан, вероятно, предпочел бы казнить на месте любого шафита, оказавшегося в пяти кварталах от маршрута процессии.

Прекрасно понимая, что находится в том самом настроении, о котором предупреждал его Любайд, Али попытался привлечь его внимание к арене. Лучники Дэвы были одеты в стародавнем стиле своих предков, они носились так, словно сами были наполовину лошадьми, в полосатых войлочных штанах, ослепительных шафрановых плащах и рогатых серебряных шлемах. Они поднялись и встали в раскрашенных седлах, галопируя широкими дугами и замысловатыми построениями; украшения сверкали в гривах их лошадей, когда они натягивали стилизованные серебряные луки.

Беспокойство скопилось в животе Али. Хотя не сами Афшины – семья Дараявахауша была уничтожена на войне, – люди внизу были самыми ярыми поклонниками его наследия. Один из мужчин пустил стрелу в цель, и Али невольно съежился. Он не знал, какие стрелы Дараявахауш выпустил ему в горло, но готов был поспорить, что одна из них была внизу.

– Не по нраву, Зейди? – Мунтадир наблюдал за ним.

Сарказм, с которым брат произнес это прозвище, глубоко резанул его, а затем удар другой стрелы, пронзившей цель, заставил его желудок сжаться.

– Не совсем, – процедил он сквозь зубы.

– А еще говорят, ты лучший воин в Дэвабаде. – Тон Мунтадира был легок, но под ним скрывалась злоба. – Великий победитель Афшина.

– Я никогда особо не тренировался с луком. Ты же знаешь.

Али, конечно, умел им пользоваться, но он должен был стать каидом, а стрельба из лука требовала времени, которое Ваджед предпочитал тратить на зульфикары и стратегию. Дэвы, которые, вероятно, ездили верхом с пяти лет и первые игрушечные луки получали в том же возрасте.

Слуга принес кофе, и Али с благодарностью взял чашку.

– Похоже, тебе это нужно, – заметил Гасан. – Я был удивлен, не увидев тебя вчера на открытии больницы.

Али откашлялся.

– Я плохо себя чувствовал.

– Жаль, – сказал Гасан. – Должен сказать, что я был доволен; это впечатляющий комплекс. Несмотря на ваше недавнее поведение, вы с бану Нари проделали прекрасную работу.

Али сдержал растущее в нем негодование, зная, что будет умнее воспользоваться дружелюбным настроением отца.

– Рад это слышать. – Он сделал еще глоток кофе, смакуя горький, пахнущий кардамоном привкус. – Кстати, я хотел спросить, видел ли ты мое предложение.

– Будь более конкретным, – ответил Гасан. – У меня на столе пятьдесят твоих предложений.

– То, где мы официально признаем гильдию шафитов в рабочем лагере. Я хотел бы, чтобы они были способны конкурировать по государственному контракту…

– Мой Бог, ты когда-нибудь перестанешь? – вставил Мунтадир в грубой форме. – Неужели мы не можем хоть на день отвлечься от твоей болтовни об экономике и шафитах?

Гасан поднял руку, прежде чем Али успел заговорить.

– Оставь его в покое. А так он не ошибается, думая об экономике. – Он откашлялся, его взгляд стал немного отстраненным. – Я получил предложение руки Зейнаб.

Али мгновенно напрягся; ему не понравилось, как осторожно отец сообщил эту новость.

– От кого? – спросил он, не заботясь о том, что его голос прозвучал резко.

– Назир Исхак.

Али зажмурился.

– Кто?

– Назир Исхак. – Мунтадир побледнел, повторив имя. – Он торговец пряностями из Малакки.