– Он больше, чем торговец пряностями, – поправил Гасан. – Он король джиннов на этих островах во всех смыслах, кроме имени. Контроль Дэвабада там всегда был слабым.
Малакка. Али переводил взгляд с отца на брата. Они не могли говорить серьезно.
– Контроль Дэвабада там слабый, потому что она за океаном. Зейнаб повезет побывать здесь раз в столетие!
Ни один не отвечал ему. Мунтадир выглядел так, словно изо всех сил старался сохранить самообладание.
– Ты сказал мне, что отказался от его предложения, аба, – сказал он.
– Это было раньше… событий последнего времени. – Гасан недовольно поджал губы. – Нам нужно начать искать союзников и ресурсы за пределами страны. Назир – это возможность, которую мы не можем позволить себе упустить.
– А Зейнаб имеет право голоса? – Али слышал раздражение в его голосе, но это было уже слишком.
Была ли это еще одна причина, по которой его мать была изгнана? Чтобы она не могла протестовать против того, что ее дочь отправили за море, чтобы наполнить казну?
– Я говорил с Зейнаб об этой возможности, – коротко ответил Гасан. – Я бы никогда не стал ее принуждать. Мне бы никогда не пришлось. Она относится к своей верности и долгу перед нашей семьей гораздо серьезнее, чем ты, Ализейд. И, честно говоря, ваш трюк в лагере шафитов и твоей матери, забравшей половину делегации Аяанле обратно в Та-Нтри, вынудили меня. – Он повернулся к Мунтадиру. – На следующей неделе на каникулы приезжает Назир. Я хочу, чтобы ты провел с ним время и узнал, что он за человек, прежде чем я что-то решу.
Его брат уставился на свои руки, эмоции боролись на его лице. Али наблюдал за ним, молча умоляя: скажи что-нибудь. Что угодно. Подай какой-нибудь знак, что ты можешь противостоять ему, что ты не станешь таким, как он.
Мунтадир откашлялся.
– Я поговорю с ним.
– Трус.
Как только это слово сорвалось с его губ, Али понял, что это несправедливо. Но ему было все равно.
Мунтадир ошеломленно уставился на него.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что ты…
Снизу в цель попала еще одна стрела, с глухим стуком пронзив плоть тыквы. Али инстинктивно вздрогнул, не договорив.
Гасан остановился, глядя на Али с нескрываемым презрением.
– Ты потерял чувство чести? – прошипел он себе под нос. – Мне следовало бы высечь тебя за такие неуважительные слова.
– Нет, – резко ответил Мунтадир. – Я справлюсь, аба. Давно пора.
Не говоря больше ни слова, его брат поднялся на ноги и повернулся лицом к переполненному павильону. Он ослепительно улыбнулся толпе, и выражение его лица изменилось так внезапно, словно кто-то задул свечу.
– Друзья! – крикнул он. Кахтани тихо говорили по-гезирийски, но Мунтадир повысил голос, переходя на джиннский. – Великий победитель Афшина жаждет показать свое искусство, и я верю, что вы заслужили зрелища.
В толпе воцарилась выжидательная тишина, и Али вдруг понял, сколько людей наблюдает за ними: аристократы всегда жаждут увидеть драму от королевской семьи Дэвабада.
И Мунтадир знал, как привлечь их внимание.
– Я хотел бы бросить вызов моему младшему брату… – Он указал на лучников внизу. – Бейся со мной.
Али непонимающе уставился на него.
– Ты хочешь соревноваться со мной? На арене?
– Хочу. – Мунтадир с размаху поставил свою чашу с вином, в глазах его плясали веселые огоньки. – Давай, победитель Афшина, – подстрекал он, когда Али не двигался. – Ты ведь не боишься?
Не дожидаясь ответа, Мунтадир рассмеялся и направился к лестнице.
Остальная часть павильона выжидающе смотрела на Али. Мунтадир мог бы сделать это в шутку, но он бросил вызов, и Али потеряет лицо, если не ответит – особенно на такой невинный.
Али медленно поднялся на ноги.
Гасан бросил на него предостерегающий взгляд, но Али знал, что он не станет вмешиваться; люди Гезири не отказывались от такого публичного состязания, и принцы в линии наследования, конечно, не отступали.
– Помни о себе, – просто сказал он.
Помнить? Что я всегда должен быть ниже его? Или что я должен стать его оружием – тем, кто может победить любого человека?
Через секунду Любайд уже был рядом.
– Почему у тебя такой вид, будто ты только что проглотил саранчу? – прошептал он. – Ты стреляешь из лука лучше, чем этот дурак в золотом, не так ли?
Али сглотнул, не желая подтверждать свою слабость.
– Я… меня подстрелили, Любайд. Афшин, – пробормотал он, и воспоминания вернулись к нему резким ударом. – Это было ужасно. С тех пор я не прикасался к луку.
Любайд побелел, но не было времени ответить. Мунтадир уже присоединился к Дэвам всадникам. Они ухмыльнулись, когда он поприветствовал их на дивасти, на котором Али не мог говорить, и со смехом махнул в сторону Али. Одному Богу известно, что говорил им Мунтадир. Вероятно, это были его друзья, богатые аристократы, с которыми он любил пить вино и обедать в салонах, куртизанки и поэты. Мир, который не был дружелюбен к таким, как Али.