Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

— Как иначе ты собираешься вернуться? Ты можешь дойти или долететь?

«Именно что, я могу долететь, как же ещё!»

Сюэ Сянь ответил ему недовольно в глубине души, однако вслух ничего не сказал. В конце концов, не может ведь он средь бела дня плыть по небу, ежели действительно так сделает, перепугает горожан до того, что они слягут.

Всё лицо его было безрадостным, когда Сюаньминю, этому Святоше, понадобилось подлить масла в огонь, уколов ещё:

— Или, может быть… ты намереваешься, как сейчас, призвать порыв ветра и вернуться, раз за разом подпрыгивая на стуле?

Сюэ Сянь молчал. «И почему я колебался только что? Самое время прихлопнуть его одной лапой и решить все проблемы разом, чтобы больше этот Святоша не раскрывал рта со своими издёвками, да ещё произнося их с таким серьёзным видом… Тьфу! Да кому ты сдался?»

Молча вырвав кровью в душе, он сказал с занемевшим лицом:

— Ладно, сделай милость, протяни руку помощи, повернись спиной и присядь, понеси…

Сюэ Сянь как раз собирался сказать: «Понеси меня на спине разок», как Сюаньминь с безразличным выражением на лице уже подошёл, наклонился и, одной рукой поддержав заднюю часть его шеи, а другой подхватив под согнутые колени, легко и быстро взял его на руки, словно не взрослого живого человека поднял, а всего-навсего удержал на ладони опавший лист.

Снова выпрямив спину, он сказал пресно:

— Этот бедный монах не садится на корточки и не преклоняет колени, никогда не ходит склонившись.

Сюэ Сяню тут же захотелось выблевать внутренности:

— Да кого ты дурачишь? Когда в семейной лечебнице Цзянов поднимал меня поломанным медным заступом, тебе вполне очевидно ничто не мешало присесть на корточки!

Но теперь уже он весь был в руках этого Святоши, нельзя было беспорядочно творить непотребства, а то, нарушив равновесие, рухнет на землю и потеряет лицо окончательно. Сюэ Сянь подавил вздох, едва-едва не задушившись. Он оглянулся вокруг, чувствуя, что в таком положении выглядит крайне бессильным и не внушает ни полкапли величия.

Это злобное создание закатило глаза и придумало выход.

Тотчас он легко достал раскрытый свёрток с одеждой, вытряхнул из него ещё одно чёрное платье и тут же накрылся им с головы до ног.

Когда вынужден осрамиться, во чтобы то ни стало помни сделать одно — закрыть лицо.

Это злобное создание уже было одето в чёрное, полностью закрыв чёрной тканью и лицо, оно повисло в объятиях Сюаньминя деревянное, как гробовая доска, словно бы только что задохнулось.

Сюаньминю осталось только молча примириться.

Мгновение этот Старейший ещё полежал трупом и вспомнил про упавшего на месте Каменного Чжана. Он сразу же поднял бледную худую руку, окутанную густой гнетущей атмосферой, призывающе взмахнул вниз, как пожелалось, и раскатистый удар грома, что мог разбудить всех в округе на десять ли, прогрохотал у уха Каменного Чжана, пробудив свалившегося.

Каменный Чжан горестно поднялся и уныло застыл позади Сюаньминя, но, напуганный человеком, которого тот держал на руках, снова растянулся во весь рост. Прошла целая вечность, прежде чем он, весь дрожа, сумел встать прямо.

Сюэ Сянь сказал утробным голосом из-под одежд:

— Вот и всё, идём.

Сюаньминь качнул головой и большими шагами вышел со двора.

Нельзя не сказать, что новаторский подход этого Старейшего всё же был вполне эффективным; по крайней мере, за весь путь мало кто осмеливался бросать на Сюаньминя косые взгляды. Едва увидев, что у него в руках некто, похоже, испустивший последний вздох, от него с перекосившимся выражением отворачивали голову, прикрывали лицо и спешили уйти подальше, ничуть не желая взглянуть лишний раз.

Когда два человека и один труп вошли во дворик семьи Лу, уже смеркалось, Цзян Шинин как раз вышел с кухни и тут же подпрыгнул, ошеломлённый тем, кого Сюаньминь нёс на руках. Он провёл с Сюэ Сянем всё же чуть больше времени, чем Сюаньминь, и сейчас как заучка, привыкший подмечать детали, немедленно узнал свисавшую сбоку лапу Сюэ Сяня.

Его рука, державшая лампу, тотчас дрогнула, ещё чуть-чуть — и он бы бросил лампу и подбежал. К счастью, Сюаньминь сразу же объяснил ему:

— Жив и здоров, притворяется мёртвым, вот и всё.

Цзян Шинин:

— …Что за спектакль он устроил на этот раз?

Сюаньминь не стал отвечать, широким шагом прошёл в зал и опустил этого Старейшего на стул у стола четырёх бессмертных[92].

Только после этого Сюэ Сянь снял одежды с лица, испустил долгий вздох и сказал:

— Едва не задохнулся.

Цзян Шинин раздражённо поставил масляную лампу на стол:

— Сам напросился, получай.

Он закатил глаза и обратил тёмный призрачный взгляд на Каменного Чжана:

— Это…

До дрожи поражённый его беспросветными глазами, Каменный Чжан проговорил, запинаясь:

— Я просто резчик по камню, зови меня Старым Чжаном или же Каменным Чжаном.

Сюэ Сянь указал на каменный замок, прислонённый к стене:

— Взгляни, его вырезал ты, так?

Бросив взгляд, Каменный Чжан сразу узнал и поспешно закивал:

— Да-да-да, в самом деле — моя рука, узнал, едва увидел.