Так называемая призрачная птица была вовсе не какой-то диковинкой, а именно что чёрной птицей, круглый год гнездившейся на горе Боцзи и, весьма похоже, воспитанной Сюаньминем. Вероятно, потому, что всё время безобразничала в ядовитом тумане на горе Боцзи, крики её были так своеобразны, настолько, что простой люд из деревни в подножии горы даже демонизировал её.
Как будто эта чёрная птица — отрастивший крылья предвестник несчастья: точно покружит ещё несколько раз — и всех в деревне будет ждать страшная беда.
— Ах… — тихий вздох зазвучал вновь, и уголки рта Сюэ Сяня дёрнулись, когда он услышал его. Для посторонних эти вздохи могли быть несколько пугающими, но для него — не особенно, в конце концов, пока он занимался откровенным развратом, такие вздохи, долетая из плотного ядовитого тумана, непрерывно вторили звукам его собственного тяжёлого дыхания.
Стало довольно неловко.
Стоило Сюэ Сяню услышать этот голос, как голова его заболела в самой сердцевине, щеки заныли, а руки зачесались — хотелось избивать птицу и есть людей.
Как нарочно, эта чёрная птица, казалось, была тем ещё духом. Сделав над деревней ещё несколько кругов, она, владея неизвестно каким трюком, неожиданно спикировала прямо к Сюэ Сяню и остальным.
К счастью, трое ещё не зашли вглубь посёлка, а не то вокруг вспыхнула бы паника.
Чёрная птица не проявила ни полкапли такта. Она облетела разок вокруг двух людей и одного призрака, уверенно села Сюаньминю на плечо и мягко щебетнула Сюаньминю, точно избалованно ластилась.
И вот теперь селяне посмотрели на это место и закричали ещё страшнее:
— Призрачная птица! И впрямь призрачная птица, смотрите, она зависла в воздухе!
— Да-да-да, точно там есть что-то, на что она может сесть, но там нет ничего! Как же она может висеть???
Изначально они использовали заклинание, скрывающее от глаз, чтобы войти в деревню незаметно, но вмешалась эта глупая птица, и они втроём теперь словно являли шествие — все в деревне не спускали с этого места глаз, насторожённые до предела; если бы не боялись молвы в духе: «С призрачной птицей шутки плохи», то, чего доброго, давно уже тыкали бы мётлами да вилами.
Как нарочно, глупая птица не успокоилась. Она, похоже, ничуть не боялась посторонних и, склонив голову набок, с любопытством смотрела на крестьян неподалёку. Пока они тряслись от страха, она снова внесла свою лепту, вскрикнув:
— Ах…
Крик был переменчивым и изломанным, с дрожанием на конце. Умоляющим о побоях.
Сюэ Сянь был чрезвычайно восприимчив к этому звуку, не сказав и двух слов, он побудил хозяина птицы запечатать эту несчастную штуковину талисманом запрета речи.
Чёрная птица замолчала.
Казалось, она рождена, чтобы быть не в ладах с Сюэ Сянем. Тараща чёрные блестящие горошины глаз на некоего дракона, что пропускал всё, как дующий мимо ушей ветер, она вздыбила перья и вытянула шею, собираясь клюнуть его острым клювом.
Руки Сюэ Сяня как раз так и чесались. Он тут же единым движением стиснул желтоватый клюв двумя пальцами, притянул её к себе и сказал тихо:
— Когда мне нечем заняться на досуге, я более всего люблю поймать охапку птиц и зажарить, чтобы съесть. В глуши же я не разборчив: сырая ли, приготовленная — всё равно, ощипал — и можно смаковать.
Чёрная птица молчала.
Подвергшаяся запугиваю жизнью и смертью, чёрная птица надолго застыла, как деревянный петух. Очень осторожно покачивая головой, она вытащила свой острый клюв из пальцев Сюэ Сяня, затем, сдерживая две слезы, посмотрела на Сюаньминя.
Увидев, что эта мелкая пернатая скотина, оказывается, ещё и знает, как жаловаться, Сюэ Сянь тотчас тоже поднял взгляд на Сюаньминя.
Сюаньминь молчал.
Величественный дракон — и вдруг в праздности дошёл до того, что обменивается клевками с птицей; тоже своего рода талант. Только и остаётся, что сказать — имя у Сюэ Сяня действительно не ошибочное[195]
.Сюаньминь, вероятно, никак не думал, что очутится в подобном положении — под ударом с двух сторон, — и в значительной мере растерял слова.
Не то чтобы Сюэ Сянь в самом деле хотел бороться за первенство с этим птичьим отродьем, он лишь собирался использовать этот повод, чтобы перетянуть чуть странную атмосферу между ним и Сюаньминем на правильный путь. В конце концов, Сюаньминь не заговаривал ни разу за всю дорогу, буквально ещё более молчаливый, чем прежде.
Однако едва он уставился на Сюаньминя на мгновение, как увидел, что Сюаньминь окинул его взглядом и поднял руку, плотно закрыв ему глаза.
Ладонь Сюаньминя была ничуть не мягкой, и из-за худощавости фаланги пальцев упирались Сюэ Сяню в надбровные дуги и переносицу. И неизвестно, насколько отточенным было его заклинание для избавления от грязи — пускай в бамбуковом доме, поражённый слюной дракона, он всю ночь обливался потом, рука его тем не менее была как и прежде сухой и чистой, даже пахла травами и деревьями из дикого леса — аромат лёгкий и тепловатый.