Медный всадник

Паша уселся на топчан, а бабушка устроилась рядом. Самая высокая из Метановых, она сумела поставить себя так, что считалась в семье главным судьей и авторитетом. Величественная, рассудительная, неизменно здравомыслящая, среброголовая бабушка вечно командовала застенчивым, смирным дедом с всегдашней доброй улыбкой на смуглом лице. Дед сел на диван вместе с папой и тяжело вздохнул:

– Должно быть, какая-то неприятность, сынок.

Отец встревоженно кивнул.

Мать продолжала судорожно тереть стол. Бабушка задумчиво гладила Пашу по спине.

– Паша, – шепнула Татьяна, подбираясь к изножью кровати и дергая брата за рукав, – пойдем в Таврический сад поиграем в войну? Спорим, я тебя побью!

– Мечтать не вредно, – хмыкнул Паша. – Черта с два!

Из громкоговорителя раздались сигналы точного времени. Двенадцать часов тридцать минут. Воскресенье, 22 июня 1941 года.

– Татьяна замолчи и сядь! – велел отец. – Сейчас начнется. Ирина, успокойся и тоже садись.

По комнате разнесся голос наркома иностранных дел Вячеслава Михайловича Молотова:

– «Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее сообщение. Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек…

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории независимых народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то что между СССР и Германией был заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей…

Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору…

Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу…

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»[2].

Голос смолк. Семья сидела в тяжелом, потрясенном молчании.

– О господи! – выговорил наконец папа, не отрывая взгляда от Паши.

– Нужно немедленно взять деньги со сберкнижки, – встрепенулась мама.

– Неужели опять эвакуация? – простонала бабушка Анна. – Только не это. Еще одну я не переживу. Лучше уж останусь тут.

– И работы я себе там не найду, – добавил дед. – Мне почти шестьдесят четыре. Умирать пора.

– Но ведь ленинградский гарнизон не пойдет на фронт, верно? Фронт сам сюда подберется! – оживилась Даша.

– Война! – воскликнул Паша. – Слышишь, Таня, война. Я иду в армию. Сражаться за Родину.

Прежде чем Татьяна успела воскликнуть: «Вот это да!» – отец сорвался с дивана и подбежал к сыну:

– Что ты мелешь? Кто тебя возьмет?

– Брось, папочка! – улыбнулся тот. – Хорошие солдаты везде пригодятся.

– Именно солдаты. Не дети! – рявкнул отец и, встав на колени, заглянул под кровать.

– Война? Но это невозможно! – проговорила Татьяна. – Разве товарищ Сталин не подписал мирный договор?

– Возможно, Таня, – вздохнула мать, разливая чай. – Все возможно.

– И нам придется эвакуироваться? – допрашивала Татьяна, стараясь скрыть радостное возбуждение.

Отец вытащил из-под кровати старый потрепанный чемодан.

– Так скоро? – выпалила Татьяна.

Она знала об эвакуации по рассказам деда и бабушки, которым пришлось бежать из города во время революции семнадцатого года и скрываться в горах Урала, в какой-то деревушке, названия которой Татьяна так и не запомнила. Ожидание поездов, ходивших крайне редко и не по расписанию, давка и драки при посадке, переправа через Волгу на баржах…

Но всякие перемены невероятно волновали Татьяну. Как и все неизвестное. Сама она была в Москве только проездом, в восемь лет, но разве это считается? Москва, подумаешь! Это неинтересно. Не то что Африка, к примеру. И даже не Урал. Кроме Красной площади, там и смотреть не на что!

Правда, Метановы часто ездили на экскурсии целой семьей: Пушкин, Петергоф… Большевики превратили летние дворцы царской семьи в роскошные музеи с прекрасными парками. Гуляя по залам, осторожно ступая по холодному мрамору в прожилках, Татьяна поверить не могла, что было время, когда тут в таком просторе жили люди.