Медный всадник

Татьяна долго смотрела на него, прежде чем отвернуться. Ей хотелось немедленно побежать домой и пересчитать оставшиеся банки с тушенкой.

– Но почему они не могут посылать больше самолетов? – спросила она.

– Потому что все силы брошены в битву под Москвой.

– А как насчет битвы под Ленинградом? – едва слышно пробормотала она, хотя не ждала ответа. – Как, по-твоему, блокаду прорвут до зимы? По радио говорят, что мы пытаемся прорвать кольцо, навести понтонные мосты. Что ты думаешь?

Александр по-прежнему не произнес ни слова, и Татьяна не смотрела на него до тех пор, пока они не покинули магазин.

– Ты идешь со мной?

– Да, Таня. С тобой.

Она кивнула:

– Тогда поспешим. Раз у нас есть масло, сделаю-ка я на завтрак сытную горячую кашу. А тебе поджарю яичницу.

– У вас все еще есть овсянка?

– Хм-м… знаешь, в последнее время все труднее и труднее бороться с их привычкой непрерывно жевать. Марина и бабушка просто ненасытны. По-моему, они едят сырую овсянку прямо из мешка.

– А ты, Тата? Тоже ешь сырую овсянку из мешка?

– Пока еще нет.

Она не призналась, с каким трудом удается держать себя в руках. Как она опускает лицо в мешок и вдыхает специфический, напоминающий запах плесени аромат, тоскуя по сахару, молоку и яйцам.

– А следовало бы, – заметил Александр.

Они медленно шли вдоль затянутой туманом Фонтанки. Почти совсем как их прогулка по набережной Обводного канала от Кировского к дому летом.

Сердце Татьяны ныло.

За три квартала от дома оба, не сговариваясь, замедлили шаг, остановились и прислонились к стене.

– Жаль, что здесь нет скамьи, – тихо вымолвила Татьяна.

– Маразов рассказал о твоем отце, – так же тихо ответил Александр.

Татьяна не ответила.

– Мне в самом деле очень жаль.

Пауза.

– Ты простишь меня?

– Тут нечего прощать.

– Всему виной моя беспомощность, – продолжал Александр, с мукой взирая на нее. – Страшно подумать, но я ничего не могу сделать, чтобы защитить тебя. Но я пытался. Пытался с самого начала. Помнишь Кировский?

Татьяна помнила.

– Тогда я хотел для тебя одного: чтобы ты покинула Ленинград. Но ничего не получилось. Даже от собственного отца я не смог тебя уберечь. – Он покачал головой. – Как твой лоб?

Теплые пальцы бережно обвели рубец.

– Заживает, – заверила Татьяна, отодвигаясь.

Александр отнял руку и укоризненно уставился на нее.

– Как Дмитрий? Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Что я могу сказать? Когда в середине сентября я впервые отправился под Шлиссельбург, то предложил ему присоединиться ко мне, под моим командованием. Он отказался. Твердил, что там нас всех непременно убьют. Потом я вызвался вести батальон в Карелию, немного отодвинуть финнов. Дать возможность грузовикам беспрепятственно провозить продукты из Ладоги в Ленинград. Финны стояли слишком близко. Постоянные стычки между ними и пограничными войсками непременно приводили к гибели очередного несчастного водителя, пытавшегося провезти еду в город. Я второй раз предложил Дмитрию ехать со мной. Да, это опасно. Да, приходится вторгаться на вражескую территорию, но если все получится…

– Вы будете героями, – договорила Татьяна. – И что же? Получилось?

– Да, – тихо признался Александр.

Татьяна восхищенно воззрилась на него, надеясь, что он не прочтет по глазам, какие чувства ее обуревают.

– И ты добровольно пошел на такое?

– Да.

– Тебя по крайней мере повысили в чине?

Он лихо отдал честь.

– Теперь я капитан Белов. Видишь мою новую медаль?

– Нет, перестань! – воскликнула она, расплываясь в улыбке.

– Что? – выдавил Александр, жадно вглядываясь в ее лицо. – Ты… гордишься?

– Угу, – буркнула Татьяна, безуспешно стараясь поджать губы.

– Видишь, я и пытался доказать Диме выгоду всего предприятия. Если бы все удалось, он бы стал сержантом. Чем выше ты поднимаешься, тем дальше оказываешься от линии фронта.

– Верно, но он так узколоб!

– Хуже того, его послали с Кашниковым в Тихвин. А вот Маразов сменил меня в Карелии и теперь уже старший лейтенант. А Диму переправили на барже через Ладогу вместе с десятками тысяч других солдат под пушки Шмидта.

Татьяна слышала о Тихвине. Советские войска еще в сентябре отбили его у немцев и сейчас отчаянно боролись за каждую пядь земли, чтобы не дать врагу перекрыть водный путь по Ладоге – единственный, откуда еще поступали продукты в осажденный город.

Она уже не улыбалась.

– Жаль, что Дмитрий не согласился. Повышение бы ему не помешало.

– Еще бы!

– И может, если бы он стал героем, – так же спокойно продолжала Татьяна, – тебе не пришлось бы жениться на моей сестре.

Лицо Александра мгновенно погасло.

– Ох, Тата…

– Но как бы то ни было, – перебила она, – ты капитан, а он в Тихвине. Теперь тебе придется жениться на Даше, верно?

Она смотрела на него прямо и немигающе. Александр устало потер глаза черными от грязи руками. Татьяна никогда не видела его таким грязным. Она была так занята мыслями о себе, что совсем забыла о нем.

– Шура, что я делаю? – с отчаянием выкрикнула она. – Прости, прости! Пойдем домой. Умоешься, отдохнешь. Можешь даже искупаться. Я нагрею тебе воды. Сварю кашу. Пойдем.

Она хотела добавить «родной», но не осмелилась.