Медный всадник

Тот ошеломленно уставился на нее. Татьяна протянула ему руки и тихо попросила:

– Шура, смотри, смотри сюда.

Он смотрел на нее.

– Вокруг тебя тьма, – пояснила она. – Но перед тобой стою я.

Он смотрел на нее.

– Видишь меня? – прошептала она.

– Да, – так же слабо откликнулся он.

Она подступила ближе, спотыкаясь о куски разбитого гранита. Александр опустился на землю.

Татьяна несколько секунд изучала его, затем встала на колени. Александр закрыл лицо дрожащими руками.

– Дорогой, милый мой муж! О боже, Шура, только не бойся. Ты выслушаешь меня? Нет, не отворачивайся.

Александр отвернулся.

– Шура, – продолжала она, стискивая кулаки, чтобы не сорваться. Стоп. Дыши ровнее. Проси Бога о силе. – Думаешь, что единственный выход – твоя смерть? Помнишь, что я сказала тебе в Лазареве? Помнишь меня в Лазареве? Я не могу вынести мысли о твоей гибели. И я сделаю все, все, что могу в своей жалкой ничтожной жизни, чтобы этого не случилось. Чтобы уберечь тебя. Здесь, в Советском Союзе, у тебя нет ни единого шанса. Ни единого. Все равно тебя убьют, либо немцы, либо коммунисты. Это их единственная цель. А если ты погибнешь, это означает, что я до последних дней буду есть ядовитые грибы в Советском Союзе, одна и без тебя. И тебе это известно. Твоя величайшая жертва будет принесена во имя моей жизни во тьме. Ты хотел, чтобы мое любящее лицо больше не преследовало тебя?

Она задохнулась, но тут же взяла себя в руке.

– Вот она я. Вот оно, мое лицо, перед тобой.

Хоть бы он не смотрел на нее!..

– Беги, Александр. Беги! Беги в Америку без оглядки.

Стоп. Дыши. Дыши.

Она даже не могла вытереть глаза.

Ладно, пусть она плачет, но ведь все сделано правильно! И кроме того, он не смотрит на меня.

Отняв руки от лица, Александр обжег ее разъяренным взглядом и прошипел:

– Татьяна, ты в своем уме? Немедленно перестань молоть чушь! Можешь сделать для меня хотя бы это?

– Шура, – прошептала она, – я не представляла, что можно любить кого-то, как я люблю тебя. Сделай это ради меня. Уезжай! Возвращайся домой и больше не думай обо мне.

– Татьяна, прекрати, ты так вовсе не думаешь!

– Что? – воскликнула она, не вставая. – В чем я, по-твоему, лицемерю? Воображаешь, будто передо мной стоит выбор: знать, что ты жив и в Америке или остался в Советском Союзе и погиб? И что я хоть на секунду задумаюсь или стану колебаться? Шура, есть только этот путь, и ты сам все понимаешь. – Не дождавшись ответной реплики, она продолжала: – Будь я на твоем месте, уж знаю, что сделала бы.

Александр покачал головой:

– И что бы ты сделала? Обрекла меня на смерть? Оставила бы на Пятой Советской с Ингой и Станиславом, одинокого и осиротевшего?

Татьяна больно прикусила губу. Что возьмет верх: любовь или правда?

Победила любовь.

Сжавшись в комочек, она почти всхлипнула:

– Да. Я предпочла бы Америку тебе.

Александр не выдержал.

– Поди сюда, маленькая врушка, – грустно улыбнулся он, привлекая ее к себе, окутывая своим теплом.

Они целовались на разбитом мосту, переброшенном через только начавшую замерзать реку.

– Шура, послушай меня, – бормотала она, уткнувшись в его грудь, – если нам предстоит этот невозможный выбор, как бы мы ни выкручивались, пытаясь его избежать, если, как бы мы ни старались, меня нельзя спасти, тогда заклинаю тебя, заклинаю…

– Таня! Я ничего не желаю слушать! – заорал он, отталкивая ее и вскакивая.

Она, стоя коленями на льду, умоляюще смотрела на него.

– Тебя еще можно спасти, Александр Баррингтон. Тебя. Моего мужа. Единственного сына твоего отца. Единственного сына твоей матери, – твердила Татьяна, просяще протягивая к нему руки. – Я Параша. И цена остатка твоей жизни. Пожалуйста. Когда-то я спасла себя ради тебя. Взгляни. Я стою на коленях, Шура. Теперь твоя очередь спасти себя ради меня.

Она судорожно всхлипывала, сотрясаясь, как в ознобе.

– Татьяна!

Он с такой силой дернул ее на себя, что ее ноги оторвались от земли. Она льнула к нему, не отпуская.

– Никакая ты не цена остатка моей жизни, – бросил он, ставя ее на ноги. – Немедленно прекрати.

Но она упрямо покачала головой:

– Не прекращу.

– Еще как прекратишь, – прошипел он, стискивая ее.

– Предпочитаешь, чтобы оба погибли? – крикнула она. – Этого ты добиваешься? Выбираешь наши общие страдания, жертвы и в конце никакого Ленинграда? – Совсем потеряв голову, она принялась трясти его. – Это ты окончательно рехнулся! Ты должен, должен уехать! И уедешь, и там начнешь новую жизнь!

Александр оттолкнул ее и отступил.

– Если немедленно не замолчишь, клянусь Богом, я уйду и больше не вернусь! – пригрозил он, ткнув пальцем в противоположный конец улицы. – Никогда!

Татьяна кивнула, показав в том же направлении.

– Этого я и хочу. Уходи, Шура. Только далеко. Далеко.

– О господи! – раздраженно выпалил Александр, топнув ногой. – В каком же безумном мире ты живешь! Что ты воображаешь? Что можешь подлететь на своих крылышках, порхая и улыбаясь, и мило заявить: все в порядке, Шура, отныне мы пойдем разными дорогами. Неужели считаешь, что я на это способен? Я не смог оставить умирающего незнакомца в лесу. Как же смогу оставить тебя?