– Не знаю, – процедила Татьяна. – Уж постарайся, найди способ, солдатик!
Оба замолчали.
Что делать?
Она исподтишка наблюдала за ним.
– Неужели не видишь, как невозможно все, о чем ты толкуешь? Или совершенно потеряла голову?
Она видела.
– Я совершенно потеряла голову. Но ты должен бежать.
– Таня, я с места никуда не двинусь без тебя. Разве что к стенке, у которой меня расстреляют.
– Не смей! Ты должен бежать.
– Если не прекратишь… – начал он.
– Александр! – истерически крикнула она. – Если не прекратишь, я возвращаюсь на Пятую Советскую и вешаюсь в ванной, чтобы ты наконец освободился от меня и смог спокойно уехать! И сделаю это в воскресенье, через пять минут после твоего ухода, понятно?
Их глаза встретились. Долгое молчаливое мгновение.
Татьяна смотрела на Александра.
Александр смотрел на Татьяну.
Потом он распахнул объятия, и она бросилась к нему. Он подхватил ее на руки, они обнялись и так и не разжали рук. Наконец Александр пробормотал в ее шею:
– Давай договоримся, Татьяша: я пообещаю сделать все, чтобы остаться в живых, а ты – что будешь держаться подальше от ванных.
– Заметано, – кивнула Татьяна. – Знаешь, солдатик, ненавижу подчеркивать очевидное, особенно в такие минуты, но все же должна указать, что была совершенно права. И все на этом.
– Нет, ты была совершенно не права. И все на этом. Я говорил, что некоторые вещи требуют огромных жертв. А это вовсе не одна из таких вещей.
– Нет, Александр. Ты сказал другое: что все великие деяния требуют и стоят великих жертв.
– Таня, что ты несешь? Хотя бы на секунду отрешись от того мира, в котором ты живешь, и загляни в мой, и скажи, какую, черт возьми, жизнь я могу начать в Америке, зная, что обрек тебя в Советском Союзе на смерть или долгие мучения в лагерях? – вздохнул он, качая головой. – Уж тогда Медный всадник наверняка преследовал бы меня всю долгую ночь, прежде чем стереть в порошок.
– Да. И это будет твоей платой за возможность вырваться из тьмы на свет.
– Я не желаю ее платить.
– Так или иначе, Александр, моя судьба определена, – заметила Татьяна без горечи и злости, – но у тебя есть шанс, пока ты еще так молод. Шанс поцеловать мою руку и уйти с Богом, потому что ты предназначен для великих дел. Потому что лучше тебя нет на свете.
Она цеплялась за него, как утопающий – за соломинку.
– О да, – саркастически согласился Александр, еще крепче прижимая ее к груди. – Бежать в Америку и бросить жену. Ничего не скажешь, разве может кто со мной сравниться?!
– Молчи, молчи, ты просто несносен!
– Это я несносен? – прошептал Александр, ставя ее на землю. – Давай лучше пройдемся немного, пока не превратились в ледышки.
Они медленно пошли сквозь утоптанный снег, вдоль набережной Фонтанки к Марсову полю. Пересекли мост через Мойку и вошли в Летний сад.
Татьяна хотела что-то сказать, но Александр покачал головой:
– Ни слова. О чем мы только думаем, гуляя здесь? Пойдем. Быстро.
Склонив друг к другу головы, обнявшись, они торопливо зашагали по тропинке среди высоких голых деревьев, мимо пустых скамеек, мимо того места, где когда-то стояла статуя Сатурна, пожиравшего свое дитя. Татьяна вспоминала, как тепло здесь было летом, как жаждала она его прикосновений. А теперь, в холод и морось, она касалась его и чувствовала, что не достойна дарованной ей жизни, в которой ее любил человек, подобный Александру.
– Что я говорил тебе тогда? Что это было наше лучшее время. И был прав.
– И был не прав, – возразила Татьяна, боясь взглянуть на него. – Летний сад – не лучшее наше время.
–
Выйдя через позолоченные ворота из кованого чугуна на набережную Невы, они молча направились вверх. Слабея с каждой минутой, Татьяна взяла Александра под руку и заставила замедлить шаг.
– Я больше не могу ходить с тобой по улицам нашей жизни, – хрипло объяснила она.
С набережной они свернули в Таврический сад. Прошли их скамью на улице Салтыкова-Щедрина, вдоль затейливой железной ограды, посмотрели друг на друга и повернули назад. И дружно уселись. Посидев немного, она встала и устроилась на коленях у Александра.
– Вот так-то лучше, – шепнула она, прижимаясь головой к его виску.
– Да. Так-то лучше.
Они молча сидели на холоде. Татьяна мучительно пыталась заглушить боль сердечных ран.
– Почему у нас не может быть даже того, что есть у Инги и Станислава? Да, пусть в Советском Союзе, но они двадцать лет вместе.