Медный всадник

– Это даже хуже, – покачал головой Александр. – Таня, посмотри на меня!

Она подняла глаза. В ее взгляде светилась любовь.

– Мы сделаем так, как ты захочешь, – сказал Александр вздыхая.

Улыбнувшись, Татьяна села на край постели и достала папиросу.

– Смотри, что у меня есть. Хочешь затянуться?

– Нет, Таня, – отказался он, обнимая ее. – Хочу ощутить твои груди на лице.

Целуя ее, он стал расстегивать халат.

– Ты не собираешься в ужасе отпрянуть? Поди сюда. Нагнись надо мной.

В палате было темно, и все спали. Татьяна подняла рубашку. Александр затаил дыхание. Она наклонилась и прижалась к нему. Он сжал ее теплые полные груди, зарылся лицом в ложбинку между ними, глубоко вдохнул и поцеловал белую кожу в том месте, где билось ее сердце.

– Ох, Татьяша…

– Что?

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, солдат, – заверила она, принимаясь легонько тереться грудями о его губы, нос и щеки. – Давно пора побрить тебя. Ты такой колючий!

– А ты такая мягкая, – пробормотал он, жадно ловя губами ее набухший сосок.

Судя по всему, Татьяна изо всех сил старалась не застонать. Но все-таки застонала и, отодвинувшись, опустила рубашку.

– Нет, Шура, не возбуждай меня, иначе, уверяю, все тут же проснутся. Почуют желание.

– Совсем как я, – едва выговорил Александр.

Застегнувшись и обретя некое подобие равновесия, Татьяна обняла его.

– Шура, неужели не видишь? Наш малыш – это знамение Господне.

– Неужели?

– Совершенно верно, – кивнула она. Лицо ее светилось каким-то неземным светом.

И Александра осенило.

– Это сияние! – воскликнул он. – Вот почему ты похожа на язычок пламени! Это ребенок!

– Да. Это то, что предназначено нам. Вспомни о Лазареве: сколько раз мы любили друг друга за те дни?

– Не знаю. Миллион или больше.

– Мы так возились, – тихо засмеялась она, – что разбудили бы мертвых, и все же я не забеременела. Ты приехал в Ленинград на два дня, и я, как ты говоришь, залетела в два счета.

Александр громко рассмеялся:

– Спасибо и на этом. Но могу ли я напомнить, что эти два дня мы ничего не делали, кроме как валялись в постели?

– Что было, то было.

Они молча серьезно смотрели друг на друга. Тогда, в серые морозные ноябрьские дни, оба ощущали близость смерти. И вот теперь…

Словно прочитав его мысли, Татьяна заключила:

– Это сам Господь велит нам уходить. Неужели не чувствуешь? Он говорит: это ваша судьба, Я не позволю ничему случиться с Татьяной, пока она носит в чреве ребенка Александра.

– Правда? – спросил Александр, нежно гладя ее живот. – Сам Бог это говорит? Почему ты не скажешь это той женщине, что сидела рядом с тобой и Дашей в грузовике, держа своего мертвого младенца до самой Кобоны?

– Теперь я стала сильнее, чем прежде, – заявила Татьяна, обнимая его. – Где твоя знаменитая вера, мой великан?

– Таня, ты говорила с доктором Сайерзом?

Александр ласкал ее руки под одеялом: мял пальцы, обводил костяшки, запястья, ладони.

– Еще бы! Я только и делаю, что говорю с ним. Обсуждаю детали. Все улажено. Он уже заполнил мои путевые документы. Я сотрудница Красного Креста и сопровождаю его до Хельсинки, – промурлыкала она, прильнув к нему. – Ой, как же приятно, Шура. Я сейчас засну.

– Не спи. Под каким именем?

– Джейн Баррингтон.

– Очень мило. Джейн Баррингтон и Тобе Хансен.

– Туве.

– Моя мать и финн. Ну и парочка!

– Вот уж точно.

Она потянулась и сладко зажмурилась.

– Мне так хорошо, Шура. Не останавливайся.

– Ни за что, – страстно прошептал он, глядя на нее.

Она мигом открыла глаза.

Еще один момент.

Они снова смотрели друг на друга.

Запомнить этот миг.

Татьяна улыбнулась.

– Я смогу носить твою фамилию в Америке? Пожалуйста.

– Я буду на этом настаивать, – задумчиво пробормотал Александр.

– В чем дело?

– У нас нет паспортов.

– И что? Обратишься в американское посольство в Швеции, и все уладится.

– Знаю. Но нужно как-то добраться до Стокгольма. В Хельсинки нельзя оставаться ни секунды. Слишком опасно. А вот переправа через Балтийское море будет довольно трудной.

Татьяна лукаво усмехнулась.

– А что ты собирался делать со своим хромым дьяволом? То же самое и со мной, – беспечно отговорилась она. – Евгений смотрит: видит лодку; он к ней бежит как на находку; он перевозчика зовет – и перевозчик беззаботный его за гривенник охотно чрез волны страшные везет. Вот и все. Твоя мать, ты, твои десять тысяч долларов помогут добраться до твоей Америки. – Ее маленькие ладони утонули в его больших и сильных. Александр задыхался под тяжестью своей любви. – Шура, – дрожащим голоском выговорила она, – помнишь тот день, когда ты подарил мне Пушкина? Когда устроил праздничный обед в Летнем саду?

– Словно это было вчера, – отозвался Александр. – В ту ночь ты в меня влюбилась.

Татьяна покраснела и откашлялась.

– А ты… не будь я такой глупой, застенчивой трусихой… ты мог бы…

Она прикусила губу и отвела взгляд.

– Что я? Что? Поцеловал бы я тебя? – допытывался Александр, все крепче сжимая ее руки.

– Угу…