Медный всадник

– Шура, – сказала она и на минуту ощутила прилив счастья. Точно так же, как теми вечерами, когда, выходя с завода, видела его на остановке.

– Не могу найти нужных слов, – пожаловался Александр. – Думал, что если напьюсь…

– Любое твое слово кажется самым важным и нужным для меня, – заверила Татьяна.

Александр прижал ее руки к своей груди, но продолжал молчать.

Что ей делать? Она еще ребенок. Любая другая девушка на ее месте знала бы, как поступить. А она… она лежит на больничной койке с забинтованными ребрами и загипсованной ногой, в полной растерянности…

Зато наедине с ним.

Между ними на миг появилось лицо Даши, словно совесть Татьяны не позволяла сердцу насладиться хотя бы мгновением краденой радости. Но так и должно быть, твердила она себе, отчаянно борясь с желанием поднять голову и поцеловать его. И Дашино лицо неожиданно растворилось в темноте. Татьяна подалась к Александру и поцеловала его волосы, пахнувшие дымом и мылом. Александр поднял голову. Их лица были в каком-то сантиметре друг от друга, и она ощущала его восхитительное, пропитанное водкой, пропитанное Александром дыхание.

– Я так счастлива, что ты пришел, Шура, – прошептала она, борясь с болезненно-приятными ощущениями внизу живота.

Вместо ответа Александр впился в ее губы. Она судорожным жестом обвила его шею, прижавшись к мускулистой груди. Они целовались так, будто вот-вот настанет их последняя минута, так, будто их разлучают навсегда.

Боль внизу живота становилась невыносимой. Татьяна откинула голову и застонала. Александр сжал ладонями ее лицо.

– Милая, – пробормотал он, – милая, я не знаю, что делать, что делать, Тата.

Он стал осыпать поцелуями ее щеки, лоб, шею. Татьяна снова застонала, все еще цепляясь за него. Огненные языки пожирали ее изнутри. Его губы были такими жадными и настойчивыми, что Татьяна неожиданно для себя стала медленно опускаться на постель.

Александр приподнял ее, погладил спину, прикрытую сорочкой, и медленно развязал тесемки. Продолжая целовать ее, он стянул сорочку с плеч. Татьяна шумно выдохнула и вздрогнула.

Он выпрямился, все еще держа ее и что-то шепча. Глаза его горели. Наконец она смогла разобрать слова.

– Татьяна, это уж слишком. Я не могу принимать тебя ни в малых, ни в больших дозах, ни здесь, ни на улице, нигде… – бормотал он как в бреду.

– Шура, – прошептала она растерянно, – что происходит со мной? Что это?

Александр стал ласкать ее грудь, потирая ладонями набухающие соски. Татьяна охнула. Он нажал чуть сильнее.

– О боже… только взгляни…

Татьяна зачарованно наблюдала, как он наклоняет голову, прижимается губами к соску и начинает сосать, одновременно теребя другой сосок. Комната закружилась перед глазами Татьяны. Стиснув его голову, она застонала так громко, что он отстранился и легонько зажал ей рот рукой.

– Ш-ш-ш, – прошептал он. – Услышат.

Его пальцы продолжали перекатывать ее соски. Татьяна почти кричала. Его левая ладонь сильнее прижалась к ее губам.

– Да тише же, – пробормотал он, улыбаясь.

– Шура, я умираю.

– Нет, Тата.

– Дохни на меня.

Он дохнул на нее. Она жарко поцеловала его, зарываясь пальцами в его волосы, тая под его ласками, мечась, словно в горячке. Когда Александр отодвинулся, она села, освещенная голубым лунным светом: голая до пояса, с разметавшимися светлыми прядями и сверкающими зелеными глазами. Руки вцепились в больничную простыню.

– Таня, – выдохнул Александр, во взгляде которого благоговение мешалось с вожделением, – как ты можешь быть такой невинной? Такой чистой?

– Прости. Жаль, что я не знаю и не умею больше.

Он почти грубо схватил ее в объятия.

– Больше?

– Что я так неопытна. Я всего лишь…

– Да ты шутишь? – свирепо прошептал Александр. – Неужели настолько не понимаешь меня? Именно твоя невинность сводит меня с ума! Разве не видишь?

Он снова стал ласкать ее.

– Только не стони. Иначе меня арестуют.

Татьяна хотела, чтобы он… но у нее не хватало храбрости сказать это вслух. Она только смогла умоляюще выдавить:

– Пожалуйста…

Он поднялся, чтобы запереть дверь, но, не найдя засова, сунул в ручку стул и снова вернулся. Уложил Татьяну на подушки, нагнулся и стал сосать грудь, пока она едва не лишилась сознания, дрожа и издавая нечленораздельные звуки в его ладонь.

– Боже, неужели есть что-то большее? – прошептала она задыхаясь.

– А ты когда-нибудь испытывала большее? – допрашивал Александр.

Татьяна смотрела на него. Сказать правду? Он мужчина. Как она может спокойно открыться ему? Но и лгать не хочется.

Поэтому она молчала.

Он сел и поднял ее.

– Испытывала? Скажи! Пожалуйста! Я должен знать. У тебя что-то с кем-то было?

Нет, она будет честной до конца!

– Нет. Никогда.

Его глаза затуманились изумлением, сердечной болью и желанием.

– О Таня, что нам теперь делать? – вырвалось у него.

– Шура… – прошептала Татьяна, забыв обо всем на свете. Она взяла его руки и положила себе на грудь. – Пожалуйста, Шура, пожалуйста!

Александр покачал головой:

– Здесь нельзя.

– Тогда где?

Он даже не смотрел на нее!

И Татьяна поняла, что ответа у него нет.