Медовые дни

– Пап, мне плевать, что скажут люди. Извини.

– Вот все вы такие! Молодежь! – Отец приблизился к Наиму с таким видом, словно собрался его ударить. Дайана сжала лежащую на подушке руку Наима – то ли чтобы приободрить его, то ли чтобы самой приободриться. – Плевать вам на всех, кроме себя.

Наим молчал. Ему до дрожи хотелось ответить, но он сдерживался.

– И почему надо уезжать именно сейчас? – атаковала его мать с другого фланга. – К чему такая спешка? По телевизору сказали, скоро подпишут мирный договор с евреями. Тогда, слава Аллаху, жить станет полегче.

– Не подпишут, – горько усмехнулся Наим. – Всех, кто пытался заключить мир, уже убили. Эта страна проклята. Неужели не понимаете? Над ней даже птицы летать скоро перестанут!

– В последний раз прошу тебя, сынок: одумайся! – с угрозой в голосе сказал отец, и наступило долгое молчание.

У каждого вертелись на языке свои слова, но никто не решался произнести их вслух. Наим не сказал: «А вы, старшее поколение? Вы вцепились в свою землю, в свои масличные деревья, и ждете, когда что-то изменится само. Как можно так жить? Ничего не делать и только ждать?» Отец не сказал: «Это я во всем виноват. Надо было у него на глазах свернуть голову какой-нибудь птице. Вот что бывает, когда миндальничаешь с сыном». Мать не сказала: «Когда я была маленькой, мы совершили паломничество в Мекку, и у меня всю дорогу болели колени». Дайана не сказала: «Они все здесь меня ненавидят, но это не значит, что я должна ненавидеть их».

– Я улетаю в воскресенье, – в конце концов нарушил молчание Наим. – Уже и билет купил. Можете проводить нас до аэропорта. Но можете и не провожать.

* * *

Антон и Катя шли в микву. Под руку. Они дали мэру слово и не собирались его нарушать. У входа их встретила Батэль и протянула им два ключа: один – от мужской половины, второй – от женской. Выполняя распоряжение мэра, Батэль, чтобы не смущать Катю, не пошла вместе с ней в микву и жестами объяснила, что перед погружением в воду надо снять сережки и кольца.

Не успел Антон зайти на мужскую половину, как почувствовал зуд желания. Молекулы желания отрывались от стен и проникали в него через поры кожи. Он спустился в маленький бассейн, дважды окунулся, выбрался из воды, начал вытираться и… Кровь прилила у него к сосудам мощным потоком. Это эрекция! Настоящая! Полная! Гордая! Королевская! И на сей раз никаких мужчин поблизости не было и в помине!

– Катя! – крикнул он, а затем еще раз, громче: – Котик!!!

Катя подошла к разделяющей их двери запасного выхода.

– Антон? – с тревогой спросила она. – Что случилось? У тебя все нормально?

– Более чем, – торжествующе ответил Антон. – Иди сюда. Хочу тебе кое-что показать. Одну маленькую штучку.

– Какую еще маленькую штучку?

– Вообще-то она уже не такая маленькая… Она подросла.

– Подросла?

– И продолжает расти. Думаю, Котик, это под влиянием твоего голоса.

– Антон! Что ты говоришь?

– Что слышишь. Так ты идешь или нет?

– Да как я к тебе попаду? Дверь заперта. Если только с улицы зайти… Но там стоит эта женщина, она меня не пустит. Ну вот что. Одевайся и выходи. Жду тебя возле заградительной стены.

Но как только Антон оказался на улице, волшебное действие стен миквы прекратилось, и его член скукожился, обмяк и пристыженно обвис.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Антон, хватая за руку Катю, которая пыталась расстегнуть ему ширинку. – Колдовство какое-то. Но работает только там. Очень странная история.

– Пока не потрогаю – не поверю, – хмыкнула Катя.

– Завтра возьму с собой ящик с инструментами, – сказал он. – Взломаю дверь – для меня это раз плюнуть. Дождусь эффекта и позову тебя.

На следующий день он, чтобы не вызывать ненужных вопросов, не стал брать с собой ящик, а инструменты принес в сумке с чистой одеждой. Ничего не подозревающая Батэль снова дала им ключи. В микве Антон сразу принялся за дело. Просунул в замочную скважину проволоку, вставил в щель пластмассовую карточку, чуть покрутил и крикнул:

– Готово!

– Отлично, – отозвалась Катя, но, как они и договорились, в мужское отделение пока не пошла.

Антон дважды окунулся, вылез из воды, вытерся и стал ждать. Сначала не происходило ничего, но потом медленно, как публика, стекающаяся поглазеть на уличного жонглера, кровь прилила в район его гениталий.

– Котик! Пора!

Голая и, несмотря на морщины, прекрасная Катя вошла, села на Антона, обхватила его ногами и погладила по щеке. Он не брился всего один день, но такое впечатление, что целую неделю.

– Теперь ты мне веришь? – спросил он.

Она кивнула, и они медленно, нежно, с наслаждением занялись любовью.

* * *

Микву они покинули порознь (Антон из мужского отделения, Катя – из женского), порознь вернули банщице ключи и взялись за руки только на улице.

Вечером Катя полила на подоконнике цветы, удобрила почву кусочками размягченного в воде черствого хлеба, проверила, готов ли творог, подвешенный в мешочке на оконную ручку, и вышла на балкон. Антон вынес стул и сел рядом с ней. По пути он погасил единственную лампочку, освещавшую балкон. Чтоб светили только звезды.

Катя откинулась на спинку стула.