Медовый траур

Старушка показала на вазу, наполненную листьями:

– Тридцать лет я каждый вечер натираю руки и ноги свежей мятой! Рецепт моей мамы – для хорошего кровообращения, но мята заодно и комаров отпугивает.

Она говорила так спокойно и простодушно, словно все происходящее ее не касалось.

Я заговорил еще более серьезно:

– А теперь слушайте очень внимательно, мадам Фаньен. Напоминает ли вам о чем-нибудь имя Венсан?

– Венсан? Нет-нет… Ничего не припоминаю… – очень быстро, не задумываясь, ответила она.

– А фамилия Тиссеран? Вивиана и Оливье Тиссеран? Ищите в далеком прошлом: речь пойдет о том, что случилось двадцать пять лет назад.

Она еще раз лениво оттолкнулась ногой, привела качалку в движение.

– Двадцать пять лет? О, это слишком давно… Нет-нет, мне очень жаль, но все это совершенно ничего мне не говорит.

– Ну постарайтесь, сделайте усилие! Двадцать пять лет назад здесь, в Белой Трубе, должно было произойти что-то серьезное.

– Серьезное? Здесь? Но…

– Вспомните: два врача, муж и жена Тиссераны. Венсан, мальчик пятнадцати лет! Женщина с длинными косами, молодая и очень красивая, возможно мать Венсана! Женщина со шрамами по всей груди! Хоть что-то из всего этого вы должны вспомнить, черт возьми!

Одетта Фаньен вздрогнула, щеки у нее затряслись, она сжала руками виски, как будто у нее вдруг поплыла голова:

– Вен… Венсан! Как же я не сообразила! Так вот о каком Венсане вы говорили!

– Да! Да! Об этом самом!

– О господи!

Воспоминание было готово сорваться с ее губ – такое хрупкое, такое далекое и вместе с тем такое близкое. Лепесток, готовый развернуться…

В глазах старушки я увидел отчаяние тонущего. Качалка, в последний раз скрипнув, замерла.

– Ох! Венсан… Венсан… Венсан…

Я вытянул шею, весь подался вперед:

– Расскажите мне о нем.

Она с досадой покачала головой:

– А ведь неудивительно, что у меня ничего не щелкнуло… После трагедии никто в деревне больше об этом не говорил. Мы хотели забыть… Все забыть… Ох… зачем, зачем теперь, после стольких лет, ворошить это? Рана затянулась… но все еще болит… – Одетта задержала печальный взгляд на фотографии мужа, помолчала (и я вместе с ней), а потом указала дрожащим пальцем на окно. – Венсан жил на другом склоне вон того холма…

– С родителями?

– Только с матерью… Отец их бросил, когда мать начала… слышать голоса… Они не были женаты – просто жили вместе… Вот так вот однажды взял да ушел. И больше никто его никогда не видел…

– Мать Венсана слышала голоса?

Старушка кивнула, не отрывая взгляда от зеленой ложбинки между холмами:

– Ей и двадцати пяти тогда не исполнилось… Женщина редкой красоты… Но это была опасная красота – за ней таился дьявол! – Она поддалась воздействию собственного рассказа, ее морщины углубились, лицо стало гневным, на бледной шее забилась жилка. – Жанна д’Арк, я вспомнила! Все в деревне называли ее Жанной д’Арк… Она была уверена, что… – Одетта перекрестилась, – Господь избрал ее вместе с шестью другими вестниками, чтобы подвергнуть людей испытанию грехами. Семь смертных грехов… – И стала считать, медленно загибая пальцы: – Сребролюбие… гнев… зависть… чревоугодие… блуд… гордыня… и лень… Все это была полная бессмыслица, там… – бесцветным голосом продолжила она, показав рукой на полку с Библией, – не говорится ни о каких смертных грехах, к Богу они не имеют никакого отношения, и до шестого века ни один из Отцов Церкви о них не упоминает. Чистейшее безумие в сочетании с грубым заблуждением! А эта… помешанная уверяла, будто говорит от имени Господа! И осмеливалась по воскресеньям появляться в церкви и притаскивать туда своего несчастного мальчика! За это одно я ее ненавидела…

Одетта поднесла к губам дрожащую руку:

– У меня мороз по коже оттого, что в этом копаюсь…

Теперь она обеими руками обхватила себя за плечи, глядя куда-то вдаль.

– И никто ее не лечил? Она не обращалась к врачам, к специалистам?

– Это тянулось много лет. Она… как бы вам объяснить?.. не все время была помешанной. Работала, растила сына, хозяйничала дома. Но когда случались припадки, она становилась другим человеком. Вы себе не представляете этот ужас! А потом, намного позже, пришли люди в белых халатах и дали название ее болезни… Шизофрения…

– Люди в белых халатах? Откуда они взялись?

Старушка, упершись руками в подлокотники и страдальчески сморщившись, выбралась из качалки, налила себе большой стакан воды. Горлышко кувшина стукнулось о край стакана, немного воды выплеснулось на стол.

– Вы… вам налить?

– Да, пожалуйста… Кто были эти люди в белых халатах?

Она медленно выдохнула:

– Если вам охота вытащить на поверхность эту злополучную историю, я расскажу… Но тогда давайте по порядку.

– Хорошо-хорошо… Только перед этим – одна-единственная подробность. Его фамилия… Фамилия Венсана…

Одетта хмуро взглянула на меня:

– Ну да, конечно. Вам, полицейским, только имена подавай! Имена! До остального вам и дела нет!

– Ошибаетесь! Вы и представить себе не можете, до чего мне хочется узнать его как следует, узнать, кем он был, почему так страдал. Он ведь страдал, правда?

Она отодвинула занавеску на одном из выходивших на улицу окон.