Медсанбат

— Тогда режьте, хрен с ней.

В предоперационную вошел санитар и сообщил:

— Немцев на излечение привезли!

— Их тоже лечить будут?! — посыпались голоса.

— Придется лечить, коль их офицеры бросили обмороженными.

— А вот они наших раненых даже в госпиталях расстреливают.

— Дак то фашисты.

Алена Шубина, увидев Шевченко, подбежала к нему вся в слезах.

— Что с тобой?

— Сейчас умер совсем молоденький лейтенант! Его поздно доставили к нам. Заражение крови.

— Знаешь, откуда родом?

— Из Ворошиловградской области. У него мать в оккупации. Ты похорони его. И запиши адрес. Когда освободят Ворошиловградщину, напишем матери, где похоронен...

Аленка снова заплакала.

— Ни за что умер лейтенант, — сквозь слезы говорила она. — На операционном столе скончался...

— А тебя что, в операционную перевели?

— Временно. Своих сестер там не хватает.

— Сестра Шубина, в седьмой дом к военврачу Снегиревой! — крикнул санитар и скрылся в избе.

«Вовремя Снегирева вернулась из госпиталя», — подумал Шевченко.

Аленка посмотрела на Павла.

— Он был тебе ровесник, одногодка. Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу! — И, словно пьяная, направилась в терапию.

— Горяинова к комбату!

— Он же оперирует.

— А мое какое дело! Приказано передать.

— Ну и ну!

5

То, что Шевченко увидел в освобожденном селе, поразило его. Вокруг — скопище сгоревшей, разбитой и исправной техники, собранной со всей Европы. Особенно много автомашин, бронетранспортеров, тягачей. На многих виднеются отличительные знаки: то гроздь красного винограда, то желтый слон, то белый лебедь. Трофейные команды у нас еще не созданы. Что кому нравилось, тот то и тащил. Местное население тоже прибирало к рукам все, что годилось в хозяйстве.

За домами, на огородах, валялся, видимо, сбитый трехмоторный самолет «Юнкерс-52». Около него шныряли дети.

— А у нас только полуторки да пятитонные ЗИСы, — сказал Титов. — А тут вся Европа.

— Да, Европа...

— Я там в сарае хороший «опель» присмотрел. Возьмем его?

— Придется брать, приказ комбата без легковой не возвращаться. Надо еще штук пять аккумуляторов прихватить, а то хирурги при керосиновой лампе оперируют.

— Аккумуляторы не проблема, — продолжал Титов. — А «опель» хороший. Новенький совсем. Заводи и поезжай.

— А радиатор проверили?

— Не размороженный. Хозяин, наверное, в одних подштанниках драпанул.

— При таком морозе в подштанниках далеко не убежишь... Ладно, вы оставайтесь здесь, а я проеду дальше, может, где встречу свою технику.

«Вот использовать бы хоть половину этих машин, — думал Шевченко. — Сколько бы автомобильного парка добавилось. Но кого на них посадишь? Да и машины неизвестные. И запчастей для них нет. Легковые, конечно, заберем».

Внимание привлекли три больших крытых фургона химзащиты. Вокруг них валялось химическое имущество: противогазы, похожие на намордники, ипритные палатки, флажки, бутылочки с какой-то жидкостью. Все это, наверное, разбросали деревенские ребятишки.

Среди этого брошенного скопища техники Шевченко тая и не нашел ни одной отечественной машины. Когда он вернулся, Титов ликовал.

— Вы радуетесь так, словно мы дошли до Берлина! — сказал Шевченко.

— Будет и Берлин! А почему Совинформбюро не сообщает о нашем наступлении?

— Наверное, Москва ждет, пока прочно определится успех.

— А разве это не успех, не победа? Только тут, на нашем участке, тысячи машин фашисты оставили!

— Не горюй. Сообщали об отступлении, скажут и о наступлении.

— Мне кажется, нам очень повезло, товарищ лейтенант.

Одна крестьянка зазвала меня во двор и говорит, что у них стояло большое начальство, и горел электрический свет от маленькой машинки. А это оказался движок. Я проверил — совершенно исправный. Теперь весь батальон электричеством осветим. На лампочек сорок, наверное, рассчитан.

«Движок — хорошо, — подумал Шевченко, — Только я лишусь еще одного санитара. Теперь он при передвижной электростанции так и останется. Но что поделаешь, зато батальон будет с электричеством. Если, конечно, сумеем запустить. Хотя ничего сложного нет».

— Вы знаете, только сейчас по-настоящему открылись глаза, — шагая в сарай, где находился движок, негодуя, говорил Титов. — Вот слышал передачи по радио, читай газеты, а как-то верил и не верил в такие зверства фашистов. А они хуже зверей! Детишек в огонь бросали. Ну в чем же их вина, этих маленьких?

— Детишек?!

— Да вон у сожженного амбара, недалеко отсюда. Говорят, дети советских работников и партизан. Подошла пожилая женщина, зовёт в амбар. Там она обнаружила какие-то маленькие пистолетики и ящики с патронами. Просит забрать, пока ребятишки не растащили.

— О, у вас более важная находка для нас, — увидев походную кухню под навесом, обрадовался Шевченко, — Передайте, товарищ Титов, водителю Копейкину, пусть подъезжает сюда.

— Убийцы! — вытирая слезы, причитала женщина в соседнем дворе.

— Как они издевались над людьми! Пусть их могилы зарастут диким маком! Пусть извергов вороны расклюют! — И женщина разрыдалась.

По ту сторону улицы заголосила какая-то старуха. Стоявшие рядом женщины тоже уткнулись в платки и принялись вытирать слоны.