Медсестра

татарину наручники, поднялся, взглянул на бледного испуганного Пике и улыбнулся:

— Ну вот и все! Иди, отцу я сам позвоню!

Жан кивнул, улыбка исчезла с губ. Он двинулся вниз по лестнице.

Виктор закрыл дверь, оставив татарина лежать в прихожей. Вышел в коридор, двинулся по нему, заглянул в пустую гостиную. Дальше, как рассказал Жан, комнаты девушек, и в последней справа находится Алин. Он заглянул туда. Его соседка спала. За ширмой кто-то еще посапывал. Рене наклонился над ней и несколько секунд слушал ее дыхание.

— Алин!.. Алин!.. — негромко позвал он, но она даже не шевельнулась, столь крепок был ее сон.

Он оглянулся: за ширмой кто-то сладко зевнул, потянулся, и выставилась маленькая нога с лодыжкой. Филипп Лакомб в своих владениях раньше одиннадцати не появляется. Сейчас хоть и половина десятого, но надо торопиться.

— Алин, Алин! — он снова попытался ее разбудить, но она лишь слабо простонала, будучи не в силах открыть глаза.

- Ему ничего не оставалось, как подхватить ее на руки и двинуться к выходу. Она почти ничего не весила. Он, правда, никогда не поднимал ее раньше, но Алин всегда выглядела крепкой и атлетически сложенной, а значит, и тяжелой, а тут как пушинка. Рене, стараясь не шуметь, ногой приоткрыл дверь, вышел в коридор, двинулся к прихожей. Он уже ступил в нее, когда на него что-то обрушилось сзади и Виктор потерял сознание. Но, падая, он до последней секунды старался не уронить свою драгоценную ношу, и это ему удалось.

Кэти, ударившая похитителя тяжелой вазой; бросила презрительный взгляд на лежащего без чувств Хасана, забрала из рук незнакомца Алену и отнесла обратно в кровать. Та даже не проснулась.

— Кто это был? — высунувшись из-за ширмы, испуганно пропищала Мими. — Я до смерти перепугалась!

— Я думаю, наш Филиппчик решил разыграть похищение Алены, с тем чтобы ее убить, — поразмыслив, сделала свой вывод Кэти. — Алена же сказала хозяину, что ни под кого не ляжет, вот он и решил от нее избавиться, пока она слаба. А что еще? Но мы ему этого сделать не дадим! Верно, говорю?

— Да, — испуганно зевнула пискля.

— Что только с похитителем делать?

— А у нас нет серной кислоты? — поинтересовалась Мими.

— Зачем? — не поняла Кэти.

— Можно растворить, я где-то читала...

— Ты что, дура?! — возмутилась Кэти. — Филипп мог подослать и переодетого полицейского! Нам только убийства не хватало! Куда же его деть?

— Отдай его Хасану! — предложила Мими. — Пусть татарин с ним и разбирается!

— Хасана самого вырубили, он лежит в наручниках, путь свободен! Хочешь, беги!

— Куда? — испугалась Мими. — Я не хочу никуда бежать, мне и здесь хорошо! Да и куда, куда бежать?! — запищала она.

— Ты права, бежать нам пока некуда, Аленку же лекарствами накачали! — вздохнув, согласилась Кэти и, зевнув, прилегла рядом с Аленой, прикрывая ее своим телом.

Хасан очнулся быстрее. Он подполз к Виктору, нашёл в одном из его карманов ключ от наручников, открыл их, связал Рене, надавав ему тумаков за электрошок, и перетащил в свою комнату. Тотчас вызвал Филиппа. Тот примчался, увидел связанного, с

синяками, Виктора и, не выдержав, от души расхохотался.

— Всего ожидал, но только не твоего появления, дядюшка Виктор! Ты притащился сюда ради изъезженной русской шлюхи? Так их здесь пятеро! Ты остальных еще не видел! — Лакомб поморщился, взглянув на связанного соседа. — Развяжи его, Хасан!

— Но он меня вырубил электрошоком! — угрюмо прорычал татарин.

— Не убил же, — скривив губы, усмехнулся. Филипп, но, видя, что охранник не трогается с места, прикрикнул на него: — Я что тебе сказал?!

Хасан развязал Виктора. Тот растер затекшие руки.

— Какими судьбами, дядюшка Виктор? Захотелось клубнички? Так надо было мне позвонить, я бы и так пригласил. Все-таки ты друг моего отца, а память о нем я священно храню в своем сердце, чтобы злые языки не говорили о наших ссорах с ним. Отцы всегда не понимали своих детей, дети ополчались на родителей, но когда родители умирают, не можешь сдержать рыдания души! — Филипп дернул желваками, отвернулся, словно хотел скрыть набежавшую слезу. — Я сейчас о многом жалею. Не всегда бывал почтителен и тому подобное. Искренне жалею. Сколько глупостей мы совершаем за свою жизнь, кто бы только знал! А исправить уже ничего нельзя. Человек поздно это понимает! — Он помолчал, изобразив на лице скорбное выражение. — Хасан, свари-ка нам по чашке кофе! И налей по рюмке коньяку!

Охранник помедлил и ушел на кухню, оставив их одних.

— Так зачем ты тут? Да еще рано утром? Решил, что самое удобное время кого-то выкрасть? Когда все спят, верно? — хитро сощурившись, проговорил Филипп. — Только зачем нужно было втягивать в эту авантюру Жана? Он и без того наделал много глупостей, а сейчас мне придется наказать его за этот проступок!

— Ты отрежешь ему ухо, палец, полступни? Или отправишь в тот холодный погреб, где держал Алин?

Лакомб несколько секунд молчал, настороженно глядя на него.