Медсестра из Райминстера

К нам приближалась та самая девушка, которая приходила на танцы. И она плакала!

— Ты бросаешь меня! Я знаю, ты меня бросаешь! — закричала она ему.

— Моника, успокойся! — запротестовал он. — Ты не знаешь, о чем говоришь…

Ее лицо было бледным и напряженным, темные глаза выражали страдание.

— Я не успокоюсь. Достаточно я молчала, глядя, как ты встречаешься с другими девушками. Ты жестокий и грубый. Как ты можешь так, Дэвид, ведь ты принадлежишь мне…

Она схватилась руками за стекло. Я увидела обручальное кольцо на одном из ее тонких пальцев. Меня охватила волна болезненного отвращения.

Девушка снова заплакала:

— Дэвид, пожалуйста… Ты разбиваешь мне сердце… Не делай этого со мной… не делай этого. Мы ведь были так счастливы…

Я не могла больше этого слышать. Открыв дверцу, я схватила чемодан с заднего сиденья и выскочила из машины. Я услышала, как Дэвид Коллендер что-то закричал мне вдогонку, но была уже достаточно далеко и не слышала его слов.

Я бежала, не разбирая дороги, и жгучие слезы отчаяния и обиды застилали мне глаза.

Глава седьмая

— Сестра Уилсон? Никогда не слышала о такой.

Старшая сиделка Шортер стояла перед почтовой полкой в столовой и вертела в руках конверт.

— Странно. У нас нет никого с таким именем. Письмо пришло авиапочтой. Марка гибралтарская…

Мы все только что приступили к завтраку. Я не получила в это утро никаких писем, поэтому тоже заинтересовалась пришедшим письмом. В следующую секунду в столовую вошла сестра Пиннок.

— О, я знаю Уилсон, — сказала она быстро. — Она работала здесь раньше. Я думаю, у меня сохранился ее адрес. Дайте письмо мне, я перешлю его ей.

Старшая сиделка Маккензи из женского терапевтического отделения подняла глаза от своей овсянки.

— Странно, — сказала она. — Я здесь дольше, чем Пиннок, но не могу вспомнить сестру, которую бы звали Уилсон.

Все связанное с Пиннок вызывало во мне интерес, поскольку она ассоциировалась у меня с доктором Коллендером. Мне стало интересно, знала ли она что-нибудь о прошлом уик-энде, когда он предложил подвезти меня до Лидса.

Но я предпочитала не вспоминать об этом, по крайней мере в ближайшее время.

Я никак не могла забыть сцену с таинственной девушкой и отделаться от ужасных подозрений, что она была его женой. Мой приезд домой был омрачен тяжелыми воспоминаниями.

Вернувшись в больницу, я виделась с Дэвидом несколько раз по работе, но он ни разу не заговорил со мной.

Пиннок сунула письмо в карман и села в конце полупустого стола. Я заметила, что она очень мало ела и была непривычно рассеянной.

Позже, когда я оказалась одна в гардеробе палаты, я опять увидела это письмо.

На этот раз осторожность подвела Пиннок. Конверт наполовину высовывался из кармана ее халата. Более того, письмо было вскрыто!

Кто была эта сестра Уилсон, гадала я, и почему Пиннок вскрывает и читает письма, адресованные кому-то другому?

В это утро я заметила, что она была бледнее обычного. Кроме того, она была необычно резка с окружающими, и мне пару раз досталось от нее ни за что.

— Ты что, плохо себя чувствуешь? — спросила я.

— Нет, конечно, нет. Занимайся лучше своим делом!

Вернувшись в палату после ленча, я узнала, что она сказалась больной и ее отпустили с дежурства. Позже доктор Ингрем осмотрел ее и сделал заключение, что у нее нервное истощение.

Мы с Линдой высказали друг другу немало саркастических замечаний по этому поводу. Даже старшая сестра, похоже, была настроена скептически. Проходя мимо ее кабинета, я услышала, как она говорила старшей сиделке:

— Это не похоже на сестру Пиннок. Никогда бы не сказала, что у этой девушки могут быть проблемы с нервами. Больше похоже на то, что у нее проблемы с чувствами. Если она не перестанет бегать за докторами…

Я попыталась представить, что за эмоциональный кризис сразил Пиннок. Решил ли Дэвид Коллендер покончить с их скоротечной дружбой? Возможно, он решил быть честным перед своей женой. Если она была его женой…

Позже он пришел в нашу палату вместе с доктором Малленом, чтобы осмотреть пациентку, которой накануне ампутировали грудь. Ей были назначены плазменные инъекции. Теперь доктор Коллендер решил, что можно убрать дренажную трубку и чуть позже пациентке нужно начинать вращать рукой с поврежденной стороны по нескольку раз ежедневно. Это важно потому, что к женщине как можно быстрее должна вернуться естественная способность делать все движения, необходимые при одевании и причесывании. Большинство хирургов предпочитают, чтобы их пациентки садились и причесывались самостоятельно буквально через пару дней после операции.

— Ну вот, скоро вы у нас совсем поправитесь, миссис Форстер, — сказал он ей ободряюще.

Она постаралась улыбнуться.

— Все прошло не так плохо, как я ожидала, — ответила она благодарно.

Он перекинулся парой слов с другими пациентками и начал обход отдельных палат.

Уходя, он задержался в коридоре, по которому я везла тележку с чаем. Я занервничала, потому что заметила, что он смотрит на меня, и умудрилась пролить чай на пол.