– Как ты думаешь, мы когда-нибудь вернемся, чтобы вспомнить, что произошло? – спросила я.
– Наверное, – ответила Стено, но я увидела на ее лице сомнение.
– Мы всегда будем в бегах? – задала я следующий вопрос.
Стено крепко обняла меня.
– Нет. С этого дня никаких побегов.
Это была идея Стено – взять лодку Персея, хотя нам не хотелось плохо вспоминать об этом острове. Она сказала, что лодка пригодится: непонятно, как далеко предстоит плыть, а сестры не могли нести меня вечно. А так лодка просто гнила бы в бухте, став домом для ракушек. Это был маленький деревянный риф горя, который мы могли превратить в счастье.
Орадо мы взяли с собой, конечно же, вместе с Аргентусом. Поначалу Орадо сопротивлялся, даже горько вскрикнул, когда понял, что его забирают от статуи хозяина. Но как выжить, если его некому кормить и некому составить компанию? Мне казалось, что я украла его у Персея, но постепенно привыкла к новому ощущению – жизни с неудобными компромиссами, существованию в серых зонах жизни, а не в четко обозначенных белых и черных полосах, в которые я верила в детстве.
Мы выбросили меч, щит и сандалии в море, наблюдая, как они погружаются в воду, чтобы заржавели там и стали домом для существ, которых мы никогда не видели.
Я не плавала на лодке более трех лет, но, как только ступила на палубу, ко мне вернулись воспоминания из жизни до Посейдона. Я вспомнила, как плыть. Вспомнила, как прислушиваться к ветру, каково это – чувствовать его на своем лице, лавировать туда-сюда, пока сестры парят над мачтой в качестве дозорных. Я родом из Океана. Я морской поэт. Наконец-то я была дома – на воде, а не на суше.
Мне не терпелось вытащить сети.
Подняв якорь в то первое солнечное утро, я ощутила прилив мужества и решимости, трепет силы. Плавание под парусом мне знакомо, но эти ощущения я почувствовала впервые. Мы отправились в путь, и теперь я стала путником в лодке. Персей остался стоять наверху – слепой, застрявший на скале. Жизнь предлагает странные зеркала.
Я очень долго не была в воде, потому что боялась Посейдона. Но он больше не пугал меня. То, что Посейдон совершил со мной той давней ночью, лишь один из маленьких кирпичиков моего дома. Того огромного дома, который я построила, в котором жила и который стал невероятно красивым – вопреки злым намерениям Посейдона. На самом деле он дал мне знание. Что бы ни случилось, я всегда буду Медузой.
Изменения, произошедшие со мной из-за него и Афины, вынудили меня думать, будто я потеряла контроль над собой на долгие годы. Стоило Персею прийти в пещеру со своим мечом – все поменялось. Я гордилась тем, кто я есть, и имела такое же право на жизнь, как и Персей. Они все испытывали меня, пытались узнать, не сломаюсь ли я. Но я устала от мужчин и богинь, которые управляли приливами и отливами моего душевного состояния, заставляя занимать оборонительную позицию.
Я доверилась Персею. Думала, что он моя единственная настоящая надежда. Но оказалось, что моей единственной настоящей надеждой являюсь я сама.
В море моим змеям нравилось ощущение движения. Они не расслаблялись ни на минуту, наблюдая за дельфинами, морскими свиньями, за выныривающими из глубины русалками, которые удивленно смотрели на меня и в волосы которых были вплетены ракушки. Это невероятное ощущение, когда русалки с удивлением разглядывают тебя, но я помахала им, и они помахали в ответ.
Я чувствовала себя величественно и устрашающе, ко мне вернулось чувство из детства, когда я принадлежала лишь себе. Что бы я ни говорила и ни делала, все откликалось внутри моей души. Как змея, пожирающая собственный хвост, как умирающее каждый день солнце, к утру я снова воскресала. И куда мы с сестрами направлялись? Не к землям тумана и меланхолии, не к землям крови и дыма. С меня всего этого достаточно: я не хотела стать одной из тех душ, что бродят по миру в поисках чего-то недосягаемого. Мы остались на воде и просто плыли.
Однажды я подумала, что мы похожи на уродов: мои сестры – высоко в небе с широко распахнутыми крыльями, я – внизу, на палубе, со своими змеями, струящимися, как ленты. По обеим сторонам носа лодки – собаки, мех которых отливал золотом на солнце. Но теперь я уверена, что мы выглядели великолепно.
Первые годы я вспоминала о Персее и видела страшные сны, просыпалась с мыслями о Данае и Дриане, которые гадали, куда запропастился их любимый мальчик. Пришлось ли Данае выйти замуж за Полидекта или удалось избежать этой участи? Я надеялась, что второе. Думала, что напишу им. Я могла бы даже посетить Серифос: вдруг они меня поймут? Но мне нельзя рисковать. Материнское горе увидит во мне чудовище, а не девушку, которая вручила свое доверие мальчику, не знавшему, что с этим делать.