Медвежья кровь

Когда я опустилась рядом с ним на колени и старалась не прикасаться даже кончиками пальцев к его коже, все равно мне казалось, что он буквально горит. Что реагирует на каждое, даже самое незаметное касание, которых я старалась избежать.

Словно что-то неуловимо изменилось.

И я не была уверена, что в лучшую сторону…

Я обрабатывала его раны в полной тишине, почему-то боясь заговорить первой.

И медведь тоже молчали не оборачивался на меня.

Но когда я собрала кровавые ватки и бинты и встала на ноги, он вдруг обернулся, сказав слишком серьезно и мрачно:

— Нам нужно поговорить.

— Хорошо…сейчас выброшу и…— я не договорила, потому что ощутила, как медведь поднялся и направился вслед за мной на кухню, делая это, как всегда, безошибочно и настолько тихо, что можно было бы решить, что он остался на своем месте, если бы я не ощущала его присутствие спиной. — Дело серьезное, да?..

— И тебе не слишком понравится.

— Мне?..

Все это было чертовски странно.

Главное, что пока я совершенно не понимала, какое могу иметь отношение ко всему этому.

— Ты что-то узнал об этих людях? — попыталась я найти ниточку темы для разговора с медведем. И его поведения.

На самом деле я старалась не обращать внимания на его возбуждение.

Очень старалась!

Но, черт побери, как же это было сложно сделать, когда он был обнажен и теперь стоял, поражая не только своим ростом и обилием мышц!

— Я надеялся, что у нас будет больше времени, Иля, но думаю, что его почти не осталось, — проговорил медведь все так же мрачно и серьезно, глядя прямо в мою сторону. — Эти люди неопасны, но следующие могут прийти по моим следам. Чтобы выжить, тебе нужно стать моей.

Он замолчал, словно давал мне время переварить услышанное.

А я проговаривала его последние слова про себя и чувствовала, как начинают холодеть мои руки.

Стать его?

— Знаешь, эта фраза мне совсем не нравится, — отозвалась я на удивление ровным тоном, хотя внутри уже скручивался комок из тошноты и натянутых нервов.

— Знаю. Но иного выбора у тебя нет.

Это звучало еще хуже.

Без права выбора.

Без попытки извиниться и хоть как-то пояснить ситуацию в целом.

Я нервно помассировала виски, в которых зашумела кровь, понимая, что это мне совершенно не поможет.

— Разве мы не договаривались с тобой, что когда ты поправишься, то просто уйдешь? — эти слова получились слишком сухими, но с дрожью первого осознания, что все пошло не по плану, и первой мыслью о том, что, может, не стоило вот так слепо доверять нечеловеку?

— Если я уйду, это не спасет тебя.

— Но спасет то, что я стану твоей?

— Да.

Черт! Бред какой-то!

Я честно старалась мыслить спокойно и максимально логично и не впадать в истерику прямо в эту секунду.

Но с каким же трудом это получалось…

Страшно и обидно было думать о том, что тот, с кем я впервые перестала видеть кошмары и смогла расправить плечи в темноте ночи, может стать кошмаром гораздо бо́льшим, чем были все до этого.

— Может, пояснишь как-то это все, потому что я откровенно теряюсь в догадках и начинаю паниковать, — честно призналась я, пытаясь успокаивать саму себя, что медведь не собирается делать это прямо сейчас.

…Ведь не собирается же?

— У таких, как я, есть только один главный закон — чтобы само наше существование оставалось всегда в тайне, — по тому, как свел брови медведь, становилось ясно, что он весьма серьезен и настроен решительно. — Люди, которые узнают о нас, должны умереть.

Я тяжело сглотнула, тихо выдохнув:

— Даже если ты сам рассказал о себе?

— Да.

— Не считаешь, что это слегка несправедливо?

Медведь только пожал неопределенно плечами, но долго молчать не стал, продолжив:

— Мужчины умирают без вариантов. Но женщины могут остаться живы при условии, что они будут принадлежать Берсерку.

— Я правильно понимаю, что геев среди вашей братии нет? — нервно хмыкнула я, начиная дрожать, потому что медведь явно не шутил. И не собирался отступать от цели разговора.

На мою нелепую попытку сгладить этот разговор и просто сделать вид, что его не было, он даже не обратил внимания, продолжая стоять напротив и смотреть только вперед. На меня.

— Ты ведь сказал, что ничего не помнишь!

— Я говорил, что помню кое-что, урывками. Я не помню, как попал к людям и что было до этого.

— Но про эти чертовы правила ты помнишь?!

— Да. Потому что они жизненно важны и это первое, чему учат детей Берсерков.

Оттого, как уверенно и холодно говорил сейчас медведь, хотелось просто взвыть.

— Но ведь о том, какой ты, знаем только ты и я!

Мысли начинали метаться, а мозг пытался судорожно найти выход из этой нелепой и такой страшной ситуации.

— По моим следам могут прийти не только люди, но и мне подобные. Когда они узнают о том, что ты в курсе обо мне, то не будут спрашивать. Они убьют тебя и твоего брата. И меня убьют.

— Я им ничего не скажу! Клянусь!

— Тебе ничего не нужно говорить, Иля. Они все почувствуют сами. Так же как я чувствую твои эмоции.

Чертов звериный нюх!