Даже этого было бы достаточно, чтобы полностью подавить мое восстание, но берам было мало. Харланд только усерднее пробовал на вкус мой рот, гибким языком размыкая губы, смешивая наши вкусы и вызывая дикое желание зарычать от удовольствия. Прикосновения Варда становились ощутимее, его руки, казалось, были везде и сразу, гладя, лаская и будоража одновременно, погружая в пучину с головой.
Сумасшествие…
Трое огромных, пышущих теплом беров, окружили меня в тиски, поймав как птичку в петлю и пробуя, пробуя, пробуя!.. Каждая секунда превращала реальность в пыль, замораживая момент, стирая весь остальной мир с лица земли.
Чуть грубоватое движение по-мужски шершавым пальцем к самой пульсирующей точке на теле пронзило тело кипящим железом, отдав последний контроль берам.
Это просто невыносимо!..
Плавящее тепло туманило голову, заставляя меня ответить взаимностью Харланду, который требовательно зарычал, ощутив отдачу. Зарывшись пальцами в мои волосы, он сильнее притянул к себе и эротично облизнул ямку между ключиц, со всей страстью поднимаясь вверх, рисуя влажную полосу.
Так откровенно…
Жадный голод обуял, вынуждая требовательно впиться пальцами в плечо Берда, который без стеснения целовал мое бедро, все ближе подбираясь губами к обласканной женственности.
— Давай, берочка, — прошептал на ухо Вард и одним ловким рывком приподнял меня в воздух, усаживая на свои колени и руками разводя бедра в стороны. Так, что все самое тайное открылось перед Бердом, который с горящими глазами потянулся вперед, глубоко втягивая воздух чувствительным носом.
И закричать бы, воспротивиться, но вместо этого я, как настоящая бера, зарылась пальцами в темные мужские волосы, притягивая его голову ближе и куда решительнее, чем когда-либо до этого.
Мне казалось, мир взорвется, если я сейчас остановлюсь. Если все происходящее прервется, я, как веточка, тресну пополам от неудовлетворенности и желания, превращающую меня в одичалую голодную до мужских тел беру.
Впервые не хотелось быть собой.
Эта часть моей души не сомневалась, она точно знала, что делала, что ей это даст и как это получить. Мне оставалось только довериться медведице, наконец получившей то, что она хотела, и плыть по течению.
Горячий рот Берда прижался к коже, накрывая своим жаром и розовые лепестки, и пульсирующую над ними горошину. Гибкий щелчок кончика языка заставил вздрогнуть и вскрикнуть прямо в губы Харланда, не оставляющие меня ни на секунду.
Само ощущение, что чужой так близко, так откровенно и похотливо изучает губами самое чувствительное место на моем теле, выплеснуло в кровь страшный яд, словно укусившая исподтишка змея. Впрыснутая отрава лишала контроля и сознания.
Только голая близость, и ничего более вокруг не существовало, отрезая меня от реальности.
— Вкусная, — прорычал бер, с новой силой набрасываясь ласками на не чувствующую холода кожу. — Медовая.
Извиваясь практически голым телом, я слишком быстро подошла к обрыву, обещавшему мне свободу. Оставалось сделать только шаг, прежде чем рухнуть в пропасть с удовлетворенным громким криком, но, видимо, последние крупицы сознания держали стальными цепями. Ровно до момента, как пальцы Берда не прижались к входу в лоно. Уверенно, но осторожно он протолкнул их внутрь.
Этого оказалось достаточно, чтобы я рассыпалась в крике, с силой закрывая глаза до противной рези.
Все, все что я знала до этого, потеряло свое значение. Мир рассыпался в песчаные барханы и вновь собрался заново, но уже совершенно иначе. С другими стенами, коридорами, крышами. Все от подвалов до флюгеров изменилось, замедляя мир вокруг меня и наполняя его такой вспышкой ароматов, что на висках запульсировали вены.
Я чувствовала. Ощущала неожиданно чутким обонянием их неприкрытое желание и довольство. Без стеснения разглядывая, как мое тело гнет от расплавленного сахара, они желали продолжения, при этом будучи абсолютно удовлетворены. Словно им хватило того, что они со мной сделали, и теперь наслаждаются содеянным, пока я прихожу в себя, боясь открывать глаза и успокаивая дыхание.
Уверенность в том, что чувства меня не обманывают, каменной крепостью стояла среди руин разумности.
Нюх не врет. Так не бывает.
— Пойдем искупнемся, Ласка, — уже куда мягче и выше целуя мой живот, хрипя произнес Берд, слизывая испарину горячим языком. — Не успеешь замерзнуть.
Это просто немыслимо…
Трое… Трое голых голодных беров… Все видели, слышали и добились своего, чему я, признаться честно, даже рада. Стало легче дышать, как только отступивший от горла спазм мягким покрывалом скатился к земле. Довольная и благодарная медведица рыкнула напоследок, прежде чем уйти, и пообещала мне, что какое-то время не побеспокоит.
— А это все?
— Что? — усмехнувшись, спросил Берд. — Тебе мало, сладкая берочка?
— Нет, я не об этом. Так всегда будет? Втроем? — набравшись смелости, облизнула пересохшие губы, готовясь услышать ответ, который я уже приблизительно знала, но боялась услышать.