Сашка стреляет. Лось бежит дальше, а Сашка продолжает палить из своего карабина. Лось останавливается у края мелиоративной канавы и прыгает в неё. Тишина. Я зверя не вижу. Канаву ему преодолеть не удалось. Жду, вдруг сейчас выберется, и Сашка снова откроет пальбу? До места, где пропал лось, мне ближе, чем Сашке, и я подхожу туда первым. Голова лосихи торчит из воды. Не успел я как следует её рассмотреть, как она скрылась под водой. Одни пузыри остались. Стою, смотрю, как ряска покрывает место, где только что был зверь.
– А где добыча? – подошёл Сашка.
– Где? В Караганде!
Сашка задумывается и наконец понимает, что лось под водой. Удивлённо смотрит на меня:
– Не может быть!
– Может, ещё как может! Сам видел, как голова – бульк, и нету.
– Первый раз такое. И что теперь делать?
– Может, пойдём? Пусть лось теперь с бобрами в канаве поживёт, – шучу я.
– Как поживёт? Куда пойдём? Лицензию же нужно закрыть и мясо сдать в заготконтору! – не воспринял моей шутки Сашка.
– Раз так, тогда раздевайся и ныряй, вытаскивай.
– Куда ныряй? Ты чего?
– Ничего. Ты палил, тебе и зверя добирать. Мы с егерем только загонщики. Вон и он как раз идёт, спроси его, может, он захочет нырнуть в канаву. А может Лапка. Ты начальник, решай!
Я сажусь на землю и закуриваю. Сашка стоит рядом и чешет голову. Подбежала Лапа. Спустилась к воде и нюхает ряску у берега.
– Нырни-ка, Лапа. Вытащи лосишку, – обращаюсь я к собаке. Она смотрит на меня умными глазами и виляет хвостом.
– Что, ребята, приуныли? – подошёл к нам егерь.
– Лось стал полуводным животным. Нырнул под воду и был таков.
– Туда? – удивился егерь, показывая на воду.
– Придётся нырять, – решает Сашка и начинает раздеваться.
– Погодь, – останавливает его егерь. – Что толку, что ты нырнешь. Лося так не выудить. Нужно к машине идти. Там верёвка, кажись, была. Привяжем за голову и дёрнем.
– Правда ваша, я пошёл, ждите. – Сашка направляется к машине.
Егерь садится рядом со мной. Просит закурить, я даю ему сигарету.
– Стрелять в голову и шею, чтобы мясо не попортить, – говорю я вслух и усмехаюсь.
– Что?
– Это я так. Сам себе.
– Первый раз у меня такое. Бывало, лоси и кабаны падали после выстрелов в воду. Но чтобы совсем утопнуть, впервой. Кому расскажи – не поверят.
– А тут глубоко?
– Очень! Метра четыре. Это точно. Я мальчишкой был, когда эти канавы рыли.
– А кукуруза здесь росла?
– Не помню. Кусты росли, это точно. Кукуруза, по-моему, нет.
Сашкин уазик ревёт и пробирается к канаве, меся колесами грязь. Не доезжая метров сто, застревает окончательно. Сашка злой, матерится. Подходит с верёвкой на плече.
– Не подъехать ближе. Торф. Машина вязнет. Нужно вытаскивать.
– Кого?
– Машину! И лося тоже.
– Кого первым?
– Давайте лося. Вытащим, обдерём шкуру. А после вытащим машину.
Мы соглашаемся. Сашка быстро раздевается, берёт в руку конец верёвки и спускается в канаву. Шаг, другой – и он с головой уходит в холодную чёрную торфяную воду. Выныривает. Но голове куча ряски. Мат стоит такой, что невдалеке с воды поднимается стайка уток.
– Чирки, – говорю я, когда они пролетают над нами.
Сашка тем временем ныряет ещё раз. Вынырнул.
– Лось подо мной, я его ногами нащупал, сейчас привяжу! – орёт он.
Мне его искренне жаль. Всё-таки свой брат, охотовед. Вода действительно холодная. Я в канаве тоже побывал. Ноги мокрые, и в сапогах хлюпает. Но сейчас я стою на берегу, а Сашка плавает, ныряет. Выныривает и в два взмаха достигает берега. Помогаем Сашке вылезти. Он весь в грязи и ряске. Слышно, как стучат зубы.
– Я его пр-привязал, – говорит он. – Водочки бы мне.
– Найдём! – Егерь лезет в рюкзак за бутылкой и стаканом.
– Вода, что ли? – спрашивает Сашка, выпивая.
– Сам ты вода. Подожди чуток, сейчас пойдёт.
Сашка, быстро растеревшись собственным свитером, одевается. Я наливаю ему ещё.
– Хорошо, – кряхтит он.
– Что хорошо?
– Водка хорошо. И сало! – Он откусывает от бутерброда порядочный кусок. Жуёт.
– Не заболей.
– Ничего, не впервой. Ты же не заболел, когда под лёд в ноябре за бобром нырял.
– Может, и мне немножко принять? У меня ноги сырые. И егерю чуть-чуть – от нервов.
Сашка соглашается, и мы с егерем «накатываем» по стаканчику.
– Пора, господа бурлаки. – Сашка подаёт нам верёвку, и мы впрягаемся. До берега лось дотягивается быстро, а потом…
– Лапу ещё впрячь нужно! – хрипит Сашка.
Спасает нас то, что этот лось не здоровый бык с рогами, а корова-лосиха. И привязана за голову. Полчаса – и она на берегу. На неё страшно смотреть: грязь, кровь, ряска.
Сашка, конечно, попал по месту, как нас учили в институте, – ни одной пули в голове и шее. Только в животе и в грудине. Причём по брюху большинство попаданий.
– Отличные выстрелы, – констатирую я, осматривая тушу. – Мясо будет самое диетическое…
Сашка молчит и достаёт охотничий нож…
Домой мы вернулись за полночь. А утром выслушали всё, что касается нас, охотоведов, от ветеринара и заготовителя, куда привезли сдавать мясо.
– Ещё раз такое притащите – выгоним. Будете сами это мясо кушать, – сказали нам женщины.
– Будем теперь бить зверя только в голову и шею, – сказал им Сашка.
Я улыбнулся и добавил: