Медвежий душ

— Это правильно, что вы берете хлеб правой рукой, — неожиданно произнес Ласточкин.

— А что? Разве это не полагается?

— Да нет! Просто некоторые берут хлеб левой рукой. А вообще, конечно, практичнее брать правой. Правая рука у человека обычно длиннее левой, ею можно больше захватить.

Я отдернул руку и стал есть салат без хлеба. Без хлеба я съел и яичницу, и жареную печенку, и компот.

Возвратившись в свою комнату, я, вместо того чтобы собираться на пляж, стал разглядывать в зеркале свои руки. Мне показалось, что правая рука у меня действительно длиннее левой. Или, скорее, левая была короче.

К обеду я постарался прийти пораньше: очень уж не хотелось есть первое и второе без хлеба. Я уже доедал поразительно вкусные жареные грибы в сметанном соусе, когда появился Ласточкин.

— Привет! — сказал он, усаживаясь за столик. — Грибы едите? Вкусные?

— Очень.

— Очень… А знаете ли вы, что самый ядовитый из грибов аманита-фалоидес, являющийся причиной всех отравлений грибами, обладает прекрасным вкусом?

Я поперхнулся.

Черт побери! У этих грибов действительно был прекрасный вкус…

— Что, небось волос попался в соусе? — сочувственно осведомился Ласточкин. — Волос в еде разглядишь не сразу. Средний диаметр человеческого волоса равен всего десятой миллиметра.

Я поднялся из-за стола.

— Гулять собрались! — отреагировал Ласточкин. — А ведь гроза может быть.

— Откуда гроза? С чистого неба?

— А знаете ли вы, что гром редко можно слышать на расстоянии больше двадцати километров. Может, там уже гремит…

— И-и… — начал я заикаться от злости, но Ласточкин перебил меня:

— А знаете ли вы, что буква «и» одна из наиболее употребительных в европейских языках? Чаще ее встречается только буква «е». Так, например, во французском языке она встречается сто восемьдесят четыре раза на каждую тысячу букв.

Я сбежал. Было очевидно, что если мне не удастся подавить Ласточкина, я вынужден буду покинуть удобный двухместный стол на веранде с видом на лазурную гладь моря. И я разработал коварный план. Всю ночь я сочинял самые невероятные занимательные сведения, которые могли бы стать украшением любого еженедельника.

К завтраку Ласточкин явился с хорошим аппетитом. Как всегда круглый, он уселся за столик, потер руки и воткнул вилку в румяную котлету.

Но не тут-то было.

— А знаете ли вы, что каждая котлета, съеденная человеком, сокращает его жизнь ровно на то время, которое он затратил на еду? — невинно спросил я.

Ласточкин отодвинул тарелку и потянулся за молоком.

— А знаете ли вы, что в стакане коровьего молока содержится микробов, опасных для жизни человека, несколько больше, чем в стакане прокипяченной воды?

Обмякший Ласточкин стал вяло намазывать на хлеб масло и мед.

— А знаете ли вы, — с ужасом воскликнул я, — что пчелы часто умирают от паралича?

Теперь уж из-за стола поднялся Ласточкин. Но я увязался за ним.

— Идете в свою комнату… — сокрушался я. — А знаете ли вы, что свиньи, коровы и овцы, проживающие в хлеву, имеют сердце в два раза меньше, чем птицы, олени и скаковые лошади, находящиеся в постоянном движении?

Ласточкин попытался скрыться в туалете. Я последовал за ним.

— А знаете ли вы, что на каждые сто нормальных людей приходится 0,76 зануд, которые в состоянии испортить жизнь остальным 99,24.

Ласточкин схватился за голову.

— А знаете ли вы, что размягчение мозга наблюдается в большинстве случаев у мужчин, засоряющих свой мозг всякой белибердой?

Больше Ласточкин не появлялся. Его перевели за восьмиместный стол.

Тысяча извинений

Сколько раз я читал забавные истории о телефонных путаницах, но никогда не представлял себе, что стану участником одной из них.

Как-то, месяцев шесть назад, у меня дома зазвонил телефон. Это было довольно ординарное явление, в нормальный будничный день телефон на моем столе звонит с интервалами в одну-две минуты. Я поглядел на него враждебно, твердо решив не поддаваться. Однако в его ровном, назойливом звоне было что-то такое вкрадчивое, просительное, что я не выдержал и поднял трубку.

В трубке послышался мужской голос:

— Тысячу раз прошу извинить меня за беспокойство, но если это не составит для вас труда, я был бы весьма вам обязан, если бы вы были настолько любезны и не отказались пригласить к телефону Павла Николаевича.

— Какого Павла Николаевича? — спросил я.

— Павла Николаевича Василькова. И если это вас не затруднит, будьте так любезны, скажите ему, что его беспокоит Корзинкин.

— Вы, видимо, не туда попали. Никакого Василькова здесь нет.

— Тысячу извинений! — защебетал в трубке мой собеседник. — Это моя вина! В записной книжке нечетко записан номер, непонятна последняя цифра. Не то три, не то восемь. Я набрал восемь, а, видимо, это три. Миллион извинений…

Телефон звякнул так подобострастно, что я невольно приподнялся в кресле и пробормотал:

— Ничего, ничего, с кем не случается.

Вскоре я забыл о звонке.

Прошло недель пять или шесть, и однажды утром телефон на моем столе опять зазвонил просительно, правда, на этот раз не так подобострастно.

Знакомый мужской голос сказал: