Медвежий душ

— Здравствуйте! Вас беспокоит Корзинкин. Не будете ли вы так любезны попросить к телефону Павла Николаевича Василькова?

— Василькова здесь нет, — сказал я.

— Уже уехал в управление! — горестно отозвалось в трубке. — А я только собирался к нему. Не будете ли вы так любезны передать ему…

— Не буду… — перебил я. — Ничего я не смогу передать Василькову, потому что его здесь нет, не было и не будет. Вы не туда попали. Это частная квартира.

— О! Простите! — заурчала трубка. — Это все моя записная книжка! Тут нечетко записана последняя цифра. То ли три, то ли восемь…

— Три! Три! — крикнул я и положил трубку на рычаг.

Больше он не звонил. Видимо, исправил неточность в записной книжке.

Но вот месяца два назад телефон на моем столе зазвонил как-то по-особенному. И было в этом звонке что-то ужасно знакомое. Нет, от подобострастия в нем не осталось и следа, но ощущалась все та же сахаринная сладость.

Я быстро схватил трубку.

— Павел Николаевич? — спросил грудной мужской голос. — Говорит Корзинкин.

— Здравствуйте, товарищ Корзинкин, — обрадовался я. — Давно не звонили.

— Дела! Дела! — проворчал мой старый знакомый. — На все времени не хватает… Павел Николаевич, не будете ли вы так любезны заехать ко мне между двумя и тремя часами, только без опоздания…

Эге! Этот Корзинкин явно шел вверх по служебной лестнице…

— Не буду так любезен! — сказал я. — Вы опять не туда попали. А я-то думал, что вы уже исправили в записной книжке цифру восемь на три.

— Алла Петровна! — послышался в трубке сердитый начальственный окрик. — Я же вам ясно сказал, что телефон Василькова кончается не на восемь, а на три. А вы меня соединяете черт знает с кем…

Телефон сердито звякнул, и я понял, что потерял Корзинкина навсегда…

Но не тут-то было…

Вчера телефон на моем столе зазвонил строго и повелительно. Я с надеждой схватил трубку.

— Васильков! — гневно зарычал знакомый голос. — Говорит Корзинкин. Что у тебя в отделе происходит?! Где твоя отчетность за третий квартал?! Или ты соскучился по выговорам, черт побери?!

— Товарищ Корзинкин, — нежно сказал я, — прошу меня извинить, но вы не туда попали. И если это не составит для вас труда, я был бы очень вам благодарен, если бы вы были настолько любезны и велели вашей секретарше исправить цифру восемь на три.

— Алла Петровна! — во всю силу мембраны заорала телефонная трубка. — Сколько раз вам надо говорить одно и то же!

Видимо, Корзинкин достиг апогея. И надо думать, что я больше никогда не услышу его…

Хотя, впрочем, поживем — увидим. Может быть, через год-другой на моем столе раздастся звонок телефона, и знакомый голос скажет:

— Тысячу раз прошу извинить меня! Вас беспокоит Корзинкин… Если это не составит для вас труда, я был бы очень обязан…

Я буду ждать этого звонка с нетерпением.

Плохой советчик

Вчера Майя меня спросила:

— Дядя, почему меня зовут Майя?

Я не нашелся, что ответить.

Она смотрела на меня большими голубыми глазами, и была в них такая надежда и вера в мою мудрость, что я окончательно растерялся.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил я, — хочешь, я тебе расскажу…

— О другом я не хочу, — заупрямилась Майя. — Я хочу знать, почему меня зовут Майя? Ты не знаешь…

Ее губки начали складываться в презрительную мину. Еще немного, и она окончательно потеряет веру в мужчин. Страшно было подумать, как это могло отразиться на ее судьбе лет через двадцать. Что бы такое придумать?

— Наверно, потому, — ухватился я за первую подвернувшуюся мысль, — что ты родилась в мае.

— Не… — мотнула она белокурой головкой. — В мае родилась Зина, а я родилась в ноябре.

— Ну какая разница, — заметил я. — В мае праздник, и в ноябре праздник.

— Большая разница, — назидательно сказала она. — В мае праздник Первое мая, а в ноябре праздник Октября. Такой большой, а не знаешь. У тебя телевизора нет, что ли?

— Телевизор есть…

— Значит, мама не позволяет смотреть, — сочувственно сказала Майя. — Зине тоже мама не всегда позволяет. Потому что, когда она смотрит телевизор, она не делает уроков и получает двойки. А ты тоже получаешь двойки?

— Когда-то получал, — признался я.

— И тоже из-за телевизора?

— Тогда еще телевизоров не было.

— Как это не было? — удивилась она. — Телевизоры всегда были. А маяк у тебя дома есть?

— Какой маяк, Майенька?

— Обыкновенный, который последние известия говорит. Слушай маяк — и все будешь знать.

— Хорошо, буду слушать.

— Молодец. Ты послушный. Я тебя люблю.

Майя взобралась ко мне на колени и чмокнула меня в щеку.

Как легко, оказывается, завоевать сердце женщины, если ей нет еще пяти лет.

— Тебя можно поцеловать, ты не бородатый, — сказала она. — А к нам ходит дядя Витя, у него борода рыжая. Я его один раз поцеловала в щечку, так все губки себе наколола.

Это новость!.. Оказывается, здесь бывает какой-то «дядя Витя». Мне об этом ничего не говорили.

Мутное чувство ревности забродило во мне. Я обернулся. Слышно было, как Лидия Петровна возится на кухне. Старшая дочь Зина еще не вернулась из школы. Мы с Майей остались одни.

— Дядя Витя? — спросил я, изобразив на лице полное безразличие. — Я его что-то не знаю.