Медвежий душ

— Откуда тебе знать. Вы всегда ходите в разное время.

— Гм… И часто он приходит? — спросил я еще более незаинтересованно.

— Через день.

Майя спрыгнула с моего колена. Взобралась в кресло напротив и внимательно рассматривала меня.

— Дядя, — сказала она после некоторого раздумья, — а ты мне не сказал, почему меня зовут Майя?

Теперь мне было не до этого. Рыжебородый «Дядя Витя» не выходил у меня из головы.

С тех пор, как Лидия Петровна овдовела, я часто бывал здесь на правах друга покойного мужа. Я был неженат. Одиночество угнетало меня. Лидия Петровна еще молода и хороша собой. Все мне нравилось в ней и в ее доме. Тихая, скромная десятилетняя Зина, робко игравшая на пианино. Озорная, пытливая Майя. Она не расставалась с цветными карандашами и рисовала все, что попадалось ей на глаза, на всем, что попадалось ей под руки. Во мне пробуждалась надежда: объединить две одинокие судьбы. Мужчина не может долго жить один.

Я чувствовал себя здесь близким и нужным… И вдруг этот неизвестный «дядя Витя». С его рыжей колючей бородой… Оказывается, он бывает здесь через день. Но ведь и я бываю здесь через день. По нечетным числам. Стало быть, он — по четным. Это уже напоминает диспетчеризацию!

Неужели Лидия Петровна ведет со мной недостойную игру?.. На что только способна ревность! План созрел мгновенно.

— А в котором часу бывает дядя Витя? — спросил я.

— Когда Зиночка приходит из школы.

Майя посмотрела на меня с каким-то новым интересом.

— Ты тоже хочешь попробовать, как колется его борода?

— Я уговорю его побриться. Хочешь?

— Мне все равно, — сказала она.

— Почему?

— Я его больше не люблю. Теперь я люблю тебя…

Я с ужасом подумал, что непостоянство она унаследовала у матери.

Так… Зина приходит из школы после часа дня. Я заглянул в свою записную книжку. Завтра мое дежурство на работе. Но в час обеденный перерыв. Можно будет отлучиться. Я повертел в руке записную книжку. Будто нечаянно обронил ее и, незаметно, ногой, подвинул под кресло.

Вошла Лидия Петровна. Она принесла скатерть и стала застилать овальный обеденный стол.

— Маня вас наверно замучила вопросами, — улыбнулась она.

— Да, мы тут кое-что выяснили.

Я говорил, не поднимая головы. От ревности у меня шумело в ушах. Мне казалось, что стоит поднять глаза и я увижу рядом с Лидией Петровной рыжебородую самоуверенную физиономию.

— Сейчас будем обедать, — сказала Лидия Петровна. Она взглянула на часы. — К возвращению Зины и плов поспеет.

— Спасибо, — сказал я, — но мне пора.

— Что так?

— В три часа научная конференция, — сочинил я.

— Очень жаль…

Я расцеловал Майю. Холоднее обычного попрощался с Лидией Петровной.

— До завтра, — пропищала Майя.

— До послезавтра, — поправила ее мать. — Завтра дядя Коля дежурит.

Я выскочил на улицу, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Ну, девочка ошиблась! Зачем было ее поправлять. Чтобы я, не дай бог, не перепутал дни… Все ясно! Но… поглядим, кто хитрее…

…На следующий день ровно в 13.30 я позвонил у дверей Лидии Петровны.

— Вы?! — воскликнула она, увидев меня за порогом. В ее тоне было не то удивление, не то радость. — Посмотри, Майенька, кто пришел!

— Простите, что некстати, — забормотал я, сразу растеряв все слова, так складно приготовленные в уме. — Я забыл у вас свою записную книжку… Без нее я как без рук…

— Вот твоя книжечка, — сказала Майя, появившись в прихожей. — Ты ее засунул под кресло.

Я чуть не сгорел от стыда.

Лидия Петровна поправила:

— Дядя Коля не «засунул» книжку, а уронил.

— Ну, я пойду, — пробормотал я. — Спасибо… извините… как-то неудобно получилось… сегодня не мой день…

— Твой, твой… — запищала Майя, вцепившись в рукав моего плаща.

— Останьтесь, — сказала Лидия Петровна, как-то по-особенному ласково взглянув на меня, — Майенька будет этому очень рада. И ваш плов в холодильнике…

Она ушла на кухню.

Майя стянула с меня плащ.

— А я знаю, почему ты засунул книжечку под диван, — хитро улыбаясь, сказала она. — Потому что ты хотел посмотреть, что я тебе в ней нарисую.

Я перелистал записную книжку и у меня подкосились ноги. Все странички в ней были разрисованы цветными карандашами. Да так, что нельзя было разобрать ни одного телефона!

— Это я для тебя нарисовала, — сказала Майя, вся светясь радостью творчества, — тебе на память…

Из столовой послышался низкий мужской голос:

— Зиночка, ты опять хочешь огорчить маму…

Сквозь неплотно прикрытую дверь я увидел рыжебородого гиганта. Он сидел, развалившись в кресле. Я ухватился за свой плащ, как утопающий за соломинку. Но Майя крепко вцепилась в рукав.

— И раз, и два, и три, и четыре, — донесся бас из столовой. — Нет, Зина, здесь паузы между шестнадцатыми, а ты играешь как восьмые. Неужели трудно запомнить. Играй точно, будет звенеть, как рассыпанный бисер…

И рыжебородый неожиданно запел:

— И раз, и два, и три, и четыре.

«Учитель музыки! — наконец дошла до меня примитивная истина, и пальцы, вцепившиеся в плащ, сами собой разжались. — Господи! Какую непоправимую ошибку я чуть было не совершил! Не зря говорят, что ревность — плохой советчик».