Медынское золото

— Бей в глаз! — прозвучала внизу команда на человеческом и всех степных языках. Приказ был излишен, ещё с вечера каждый из бойцов знал, что чёрных следует бить стрелой в глаз. А учить этому искусству ни лесных, ни степных стрелков было не нужно. Град стрел смёл со стены чёрных защитников не хуже, чем мочальное помело сметает в загнётку уголья. Может, и осталось несколько гардиан, укрывшихся за кремами, но в бою они участвовать не могли. И лишь одна фигура возвышалась на башне, на самом виду, неуязвимая для стрел и неподвластная колдовству.

Огромный, на две головы выше любого воина, беспросветно-чёрный великан стоял совершенно неподвижно. Руки безвольно опущены, ноги плотно сведены, словно никогда Хаусипур не делал ни единого шага, способного сотрясать землю, а так и возник здесь, намертво вросший в плиты стен. Там, где у нормальных людей бывает лицо, засветилось багровое пятно, и чёрный луч упал на выжженную землю под стеной, пополз, вдавливая брошенные лестницы и убивая людей. Конечно, их защищали с той стороны, но никакая защита не бывает абсолютной, и всё больше тел пласталось под стеной, навсегда выронив оружие. Затем удар, уже знакомый, обрушился на магов и был ими отбит.

Уцелевшие кочевники засыпали Хаусипура стрелами, но тот даже не пытался их отбивать. Стрелы ударяли туда, где должно было находиться лицо, горло, грудь, и бессильно падали. Пара стрел умудрилась вонзиться во что-то и нелепо торчали, подчёркивая неуязвимость императора.

Нападавшие попятились. Было ясно: ещё немного, и они побегут — тысяча воинов побежит от одного человека, вернее — мага, которого ничем не взять.

Скор вместе с другими лесными лучниками укрывался за земляным валом, куда не долетали горючие снаряды катапульт и камни пращников, куда не доставала даже волшба Хаусипура или того, кто стоял на башне вместо него. Странно и неприятно во время боя сидеть в полной безопасности и наблюдать, как Хаусипур убивает других.

Волхвы не раскрыли союзникам тайну чёрной стражи, сказали только, что их можно отстреливать из луков в глаз, словно белку или куницу. А свои со вчерашнего дня знали, что никакой нечисти среди гардиан нет, но каждый из ветеранов с ног до головы закован в бронзовые латы. Даже на глаза опускалась частая бронзовая сетка. Потому и двигалась стража медленно, что каждому бойцу приходилось тащить многопудовую тяжесть. Зато никакие волшебства их не брали. Колдуй не колдуй — бронза твоих усилий не заметит. Но с Хаусипуром такого быть не может, он сам колдует, да ещё как! А бронза и магия — вещи несовместные.

И вот теперь, изо всех сил напрягая глаза, Скор следил за фигурой страшного мага. Хаусипур совершенно, по-неживому, неподвижен, а внизу, у самых ног, слегка колышется чёрное полотнище... Вчера воинам показывали захваченные трупы гардиан: у них поверх воронёных доспехов тоже были наброшены полотнища чёрной ткани. Напас сказал, что никакого колдовства там нет, накидки нужны, чтобы никто не мог разглядеть доспехи и разгадать, откуда берётся нечувствительность к магии. А что может скрываться здесь?

Скор вдруг вспомнил великана, что вздымался вровень с утёсами, и Кутрю, посылающего одну стрелу за другой в пустые глазницы. Что бы там ни прятали за чёрным полотном, им есть что скрывать!

Скор вскочил и помчался к стенам, где гибли не смеющие отойти кочевники. Кажется, вслед что-то кричали, Скор не слышал. Выбежал на расстояние прямой стрельбы и вскинул лук. Тяжёлый взгляд Хаусипура медленно полз по земле, истребляя пока ещё живых стрелков. Скор понимал, долго стрелять ему не придётся, но и того времени, что есть, должно хватить.

Когда во время осенних праздников в лесных посёлках лучники состязались в скорости стрельбы, то бывало, у одного стрелка в воздухе находилось разом до четырёх стрел. И все попадали в цель, так что одна стрела расщепляла другую. Скор не был в числе самых лучших стрелков, но сейчас он стрелял с невозможной для себя скоростью. И метил не в чёрное пятно башки, не в грудь, не в горло, куда посылали стрелы другие, а туда, где натянутое полотнище сливалось со смолёным гребнем стены. Плевать, что ничего не видно, хоть одна стрела да найдёт цель!

Крика он не расслышал, увидал лишь, что с высоты падает что-то маленькое, в чём обманутый разум представил поначалу карлу-мажонка, сторожившего наманскую казну.

Уже не опасаясь потухшего колдовского взгляда, Скор метнулся к подножию стены, схватил свою жертву и побежал обратно. Нужно показать колдунам, что он подбил, а уж они разберутся.

Разобрался сам, с одного взгляда, не сделав и десятка шагов. Не карла это был, а ребёнок. Девочка лет шести или семи, какие у всех народов считаются младенцами. Тщедушное тельце в двух местах просажено тяжёлыми стрелами, рубашонка из льняного волокна тончайшего разбора набрякла кровью.

Да что же это делается?! Даже степняки, исконный враг, нелюди, не убивают детей, оставляя в живых тех, кто не дорос до тележной чеки. А тут — послать младенца под боевые заклинания, под огонь и стрелы! Под его, Скора, стрелы...

Скор споткнулся и упал на колени.