– У нас рация, – напомнил Енисеев, скривившись при одной мысли о радистке. – Пошлем сигнал бедствия. СОС или «Майский день», как его еще называют. Нас тут же изымут.
Морозов засмеялся:
– Если Фетисова на всякий случай не погладит рацию ломиком! Для верности.
Около часа опускались всеподжигающие лучи с облачков на темную землю. Вспыхнули верхушки мегадеревьев, оранжевые искры медленно сползли вниз, перебросились на пригорки.
«Таргитай» снизился, пошел над зелеными горами мегадеревьев. Морозов бросил нервный взгляд на мирмеколога, тот торопливо кивнул. Пламя горелки, удушенное рычагом, мгновенно угасло. «Таргитай» пошел вниз по длинной дуге.
Енисеев затаил дыхание. Зеленые массивы зеленых гор откачнулись, освобожденные порывом ветра, гондола шла слишком низко… Днище звучно чиркнуло по широким листьям. Енисеев увидел торчащий навстречу лист ребром, ярко-зеленый, наполненный соком, уже облепленный стадами тлей. Он приготовился к сотрясению, вцепился в скобы покрепче, но толстое ребро беззвучно смялось, тли сорвались с зеленого поля, и гондола пошла дальше через шелест и треск. Впереди блеснул просвет, и «Таргитай» медленно опускался почти вертикально: мегадеревья экранировали поляну от ветра.
Малые завихрения повлекли «Таргитай» по кругу над поляной. Морозов выглядел серым, даже губы стали пепельного цвета. Глаза были стеклянными.
– Якоря! – рявкнул он.
Дмитрий и Саша выстрелили почти одновременно. Гондола дрогнула от отдачи, но шар понесло дальше, внизу мелькали огромные отполированные валуны, каждый в десятки раз больше «Таргитая». Саша быстро перебежала к нитемету, нажала, почти не целясь, на спусковой крючок. Пахнуло озоном, мгновенно застывающая жидкость ударила длинной нитью в блестящую каменную стену. Гондолу тряхнуло, занесло по дуге, затем черный куб нехотя опустился на землю.
Дмитрий выстрелил еще раз. Острие вогналось в сухой обломок мегадерева. Длинный линь зазвенел от напряжения, уже превратившись в прочнейший канат. Из нижних люков выпрыгнули Чернов и Забелин, умело закрепили гондолу липкими нитями. Тут же их обоих, всю гондолу, весь мир накрыло ярко-красной, еще теплой бескрайней тканью.
Около часа прошло в беготне и суматохе, пока собирали мешок и укрывали в ближайшей расщелине. Ксерксы растерянно метались, сшибали людей с ног, тоже пытались тащить схлопнувшийся шар. Морозов лично отгонял обоих, опасаясь за тонкую ткань.
Пока прятали мешок, ксерксы в лихорадочной спешке затащили в ближайшую расщелину оборудование, схватили и унесли в самое глубокое место Морозова и Цветкову. Цветкова была на грани истерики, а Дмитрий, гордый за простого и рыцарственного муравья, галантно объяснил, что бравые ксерксы не думают о собственной безопасности, они бросаются спасать самое ценное, самое дорогое… Но при изысканных комплиментах, которые вымерли еще при дворе Людовика, он забыл упомянуть по рязанской забывчивости, что ксерксы в первую очередь затащили в укрытие металлические баллоны с феромонами, принимая их за личинок юного возраста.
Морозов тоже не возликовал, когда страшные жвалы сомкнулись у него на груди, а перед глазами замелькала земля, словно под колесами взлетающего самолета. Он приготовился к самому худшему, но ксеркс деликатненько уложил его на груду баллонов, умчался, тут же второй принес бледную и с закрытыми глазами Цветкову.
Затащив оборудование из опасной зоны, где летают птицы, снуют хищные жужелицы, прыгают пауки, богомолы и чернушки, собрав всю семью в щели, откуда хорошо обороняться, ксерксы успокоились. А так как Морозов сразу расставил часовых, что было абсолютно верно и входило в первую часть программы, у обоих ксерксов включился второй этап программы: они одновременно ринулись на охоту. Молодая семья должна стремительно расти, дать потомство, завоевать территорию, потеснить соседей, подчинить других муравьев, завести скот, возделывать поля…
– Чересчур старательные дуболомы, – проворчал Морозов, стараясь приглушить страх, не показать его подчиненным. – Почему не предупредили, что они будут такими активными?
– Да они всегда такие, – ответил Овсяненко, которого принесли в щель последним.
– Гм… им отводилось место где-нибудь между сенбернарами и боевыми лошадьми. Не люблю неожиданностей.
Они вылезли из щели, готовые к тому, что их затащат обратно. Но ксерксов уже не было в поле зрения, только Забелин и Чернов под руководством мирмеколога старательно маскировали гондолу стеблями травы, листьев. Дмитрия и Саши не видно, но где-то затаились, держа поляну под прицелом бластеров. Самые опасные часы дежурства отданы им.
Енисеев помахал Морозову и хирургу:
– Как убежище?
Морозов ответил неудовлетворенно:
– Сырое, глубокое и очень темное.
– Это хорошо, – сказал Енисеев серьезно. – Можем снимать скафандры на ночь. Ксерксам надо доверять, они лучше нас чуют… Инстинкт!
Овсяненко покрутил головой, в его глазах было восхищение:
– Как работали, а? Как атомные вихри. Без понуканий, указаний. Как будто от скорости зависели их жизни.