– Отличный вечер! – орет какой-то болельщик из упакованных всем миром лоуэллских дверей. – Джимми Фокс столько не забивал никогда, сколько вы сегодня!
– Джо Гэррити, – объявляет кто-то, и вот входит наш тренер в потертом прискорбном пальто, с печальным проблеском в гарри-трумэновских глазах за стеклами очков, руки безнадежно упрятаны в карманы, и говорит:
– Ну что, мальчики, вы неплохо постарались, неплохо постарались… Мы набрали 55 очков… – Ему хочется сказать нам тыщу разных вещей, но он ждет, чтобы репортеры и болельщики отвалили, Джо очень скрытен насчет своей легкоатлетической команды, и своих спокойных обыденных суровых отношений с каждым из его мальчишек в отдельности и всей группой в целом. – Я рад этой победе, Джонни. Я думаю, ты в «Бостон Гарден» себе имя сделаешь еще до весны. – Полуулыбка, полушутка, пацаны смеются.
– Ух ты, тренер, спасибо, – Джонни Лайл, которого Джо особенно любит, поскольку тот парнишка ирландский и близок его сердцу. Мелис – Казаракис – Дулуоз – Сандерман – Хетка – Норберт – Марвилес – Малесник – Морин – Мараски – и семеро ирландцев Джойс Макдафф Диббик Лайл Гулдинг Магуайр, ему приходится иметь дело с интернациональными национальными проблемами. Мой отец, далекий от мысли подскочить к тренеру, чтобы их увидели вместе, прячется в углу с благодарной улыбкой, поскольку тайно врубается в Джо Тренера в подлинной душе его и мысленно помещает его в Городскую Ратушу и осознает, что Джо из себя представляет – и он ему нравится.
– Ага – Вот я вижу его за его старым столом – как мой Дядюшка Боб, который служил клерком на железной дороге в
Полин ждет меня у дверей, Па подходит к ней, как только отыскивает в толпе.
– Ну ей-богу – Полин – А я и не знал, куда ты запропастилась – Я бы к тебе сел!
– Да чего этот гадкий Джек не сказал мне. Что вы тоже тут – Эй! – Они друг друга любили, у нее для него всегда шутка наготове, у него – для нее – Глаза их сияли, когда я выскочил к ним из душа. Все светски. Провинциально, радостно, грустно; сплошной экстаз в сердце. Мы ощущали дрожь любви, хохоча и вопя в хохочущих вопящих толпах, что вываливались наружу и тусовались вокруг; субботний вечер плотен и трагичен по всей Америке от Роки-Маунт вверх, от Сан-Луиса по другую сторону, от Киллдира вниз, от Лоуэлла внутрь.
– Джек! Вот ты где! Папочка, – шепчет ему на ушко, – скажи этой деревне, что у нас сегодня вечером свое свидание, так что пусть тут не шибается.
– Ладно, малыша, – отвечает отец, пыхтя сигарой в напряженной актерской позе, – поглядим, устроим ли мы ему на следующей неделе рандеву с Клеопатрой, чтоб хоть как-то возместить. – В своих приколах серьезен.
– Отлично, Марк Антоний. Или вас не Марк Антонио звали и вы подгребли сюда только для того, чтобы умыкнуть из моего замка этого британского барона?
– Не-а! – мы его сегодня пристрелим в дилижансе – Ты ни о чем не переживай, малыша. Пошли к Пейджу, мороженого с содовой купим.