Мэгги Кэссиди

В канун Нового года Мэгги хочет, чтобы я сделал с нею то, что делал с «теми девушками в Нью-Йорке».

– Ой, Мэгги, я с тобой так не могу! – говорю я, думая, что слишком грешно, слишком по-городскому так с ней поступать, и не соображая, что руки у меня переломаны таким тупым представлением. Но Мэгги тоже испугана, ей «не следовало так говорить!» думает она – мы на веранде, в ветреном холоде 1 января 1940 года – мне в голову к тому же барабанит мысль, что если я хочу на Мэгги жениться, то с этим лучше подождать.

Дома я говорю маме, что люблю ее и хочу на ней жениться; подходит время возвращаться в Нью-Йорк, не будет больше прогулок к Мэгги, три мили по холодному тротуару – придется возвращаться к учебникам, друзьям, громадной заинтересованности Метрополии во всех – Хоть плачь.

– Ладно, Ти-Жан – Я знаю, что ты ее любишь – Тебе нужно закончить школу, чтобы укрепиться и подготовиться к своему часу – Она тебе поможет, если она тебя любит – а если нет, значит не любит. Понимаешь, какая штука? Твоя учеба в конечном счете имеет значение – а к тому времени и она все поймет. Передай ей, что я так сказала – Я не вмешиваюсь в твои дела. А можешь не говорить, если не хочешь – Но не бери слишком в голову – Не спеши, девушки в наши дни всяческие хлопоты парням на голову изобретают – Малышка Мэгги-то вроде ничего – иди – иди сходи к ней, попрощайся хорошенько – И попробуй все-таки устроить, чтобы она к тебе на эти танцульки в Нью-Йорк приехала, как ты собирался…

К тому времени отца моего уже не было.

Я увиделся с Мэгги, попрощался, со слезами в глазах мы посмотрели друг на друга, а она на меня – новыми глазами женщины, что были глубже ее глаз и виднелись в них, изумив меня этим так, что я почувствовал себя на каком-то колесе природы.

42

Все изумительно; я получил карточки с приглашениями. Большие, с золотом, а буквы RSVP[75] хромированные, будто здание «Крайслера». Одно я отправил Мэгги.

В последнюю минуту она мне написала: «Джек, Ну наверно я роскошно проведу время в пятницу или стоит сказать все выходные. Позвони мне к моей тете перед тем, как заедешь, и я точно буду готова. И кстати, на мне будет розовое вечернее платье с голубыми асесуарами. Знаешь, если сможешь достать мне букетик на запястье, достань, а если нет то и ладно (без подписи)».

Ах, как печально выглядит почерк ее на конвертах. В пыли своих черных книг я видел луны смерти. «Ух ты, – говорил я себе, – неужели мне правда нужна женщина?» Меня подташнивало: «Конец всем моим»

43

Из сладкого Лоуэлла Мэгги приехала в кислый Нью-Йорк в розовом вечернем платье.

Кишащий трупами Гудзон огибал Блистающий Остров темной нью-йоркской Америки, когда мы мчались на Апрельский бал в такси через Центральный парк. Подготовка, события, все невообразимо – Она приехала с матерью, остановилась у тетки, в ночь Бала осталась в богатой квартире семьи Джонатана Миллера, это я устроил заранее в попытках сэкономить как можно больше, и, вероятно, Джонатан сам это предложил с самого начала, из краткой глубокой дружбы со мной он управлял всеми моими делами и влиял на мой разум.

И вот теперь мы неслись через весь город в такси – я весь разодет, в белом галстуке и фраке. В ту зиму дядя Джина Макстолла, Лондонский Светский Денди Сэм Фридман: «ну вот тебе, Джек» – отдал мне костюм из своего гардероба, а племянник его Джин ухмыляется: «тебе следует надеть это на Весенний Бал. Бери. Он твой. Вот». И другие вещи он мне тоже подарил – Чтобы хорошо выглядеть на Балу, я заимел себе искусственный загар под лампой в отеле «Пенсильвания», а также побрился примерно за два доллара, как Кэри Гранту[76] какому-нибудь, мне хотелось войти в парикмахерскую, пощелкивая каблуками, голова высоко вздернута, учтиво и космополитически, позволить подвести себя к креслу, изрекая что-нибудь неимоверно остроумное – или и с чувством богатой уверенности – а вместо этого вышла одинокая прогулка меж пустых зеркал вдоль спинок пустых парикмахерских кресел, и у каждого ждал цирюльник «чего-изволите-с» и с полотенцем, намотанным на кисть, а я не выбрал никого конкретно, и далеко не Рикардо Ридуардо подтащил меня к моему авторитетному креслу. Лампа жгла, и лицо у меня перед балом кошмарно побагровело, как у омара.

Мэгги надела самое лучшее, что у нее было, – розовое вечернее платье. В волосах розочка – совершенство ее лунно-светлого волшебного ирландского колдовства, так неожиданно казавшееся не к месту на Манхэттене, как сама Ирландия в Атлантическом Мире – Деревья ее Массачусетс-стрит видел я в ее глазах. Всю неделю, лишь потому что Джи-Джей в шутку написал: «Мне руку до сих пор жжет оттого, что на ней посидели идеально округлые ягодицы М. К.» – от этого она стала для меня такой драгоценной, что мне хотелось, чтобы она посидела на руке моей надежды – Я крепко прижимал ее к себе; неожиданно почувствовал в этом большом таксомоторе, пересекающем блистательные Манхэттены, что ее следует защитить.