– Как твой сын? – спросил Тео, который сидел, развалившись, лениво вытянув ноги.
– Доктор утверждает, что он уже должен ходить. Легко сказать! Как только я его ставлю на ноги, он падает. Доктора в этом ничего не смыслят. Как и помощники мэров!
Казалось, мужчина шутил, но в его голосе чувствовалась горечь.
– Ты уже закончил?
– Мне осталось съездить в Барраж.
Мужчина заказал второй стакан, залпом выпил его, вытер усы и сказал Луи:
– Запиши на мой счет.
Потом он повернулся к комиссару:
– Желаю вам повеселиться!
Проходя мимо Тео, он нарочно задел его за ноги.
– Пока, негодяй!
Было слышно, как он заводит мотор. Потом его грузовичок развернулся на площади.
– Его отец и мать умерли от туберкулеза, – объяснил Луи. – Сестра сейчас находится в санатории. Еще у него есть брат, но он в психушке.
– А он сам?
– Он вертится, как может. Продает мясо в окрестных деревнях. Он попытался открыть мясную лавку в Ла-Рошели, но только потратил на нее все деньги, которые скопил.
– Сколько у него детей?
– Сын и дочь. Двое других умерли в младенчестве. Месяц назад сына сбил мотоциклет. С тех пор он лежит в гипсе. Дочь – ей семь лет – должна сейчас быть в школе. Когда он закончит свой объезд, он выпьет полубутылку перно́.[3]
– Это тебя забавляет? – раздался насмешливый голос Тео.
– Что меня забавляет?
– Рассказывать все это.
– Я ни о ком не сказал ни одного плохого слова.
– А хочешь, я расскажу о твоих делишках?
Казалось, Луи испугался. Он достал из-под прилавка полную бутылку и поставил ее на стол.
– Ты прекрасно знаешь, что рассказывать не о чем. Надо же как-то поддерживать разговор, не так ли?
Казалось, Тео ликовал. Его губы не расплылись в улыбке, но в глазах сверкали насмешливые искорки. Мегрэ не мог отделаться от мысли, что сейчас Тео напоминает отставного старого фавна. Вот он, в центре деревни, словно лукавый бог, который знает обо всем, что происходит между стен домов и в головах людей, и в одиночестве наслаждается спектаклем, разыгравшемся перед ним.
На Мегрэ он смотрел не как на врага, а, скорее, как на равного себе.
Казалось, он ему говорил: «Вы очень хитрый человек. Вы считаетесь асом в своем ремесле. В Париже вы обнаруживаете всё, что от вас хотят скрыть. Но только я другой. И здесь всё знаю только я. Попытайтесь! Ведите свою игру! Расспрашивайте людей. Вытяните из них правду. Посмотрим, что у вас получится!»
Тео спал с Марией, неопрятной, некрасивой женщиной. Он попытался переспать с мадам Гастен, утратившей всякую привлекательность. Он пил с утра до вечера, но никогда не был в стельку пьяным. Он жил в своем мире, который, вероятно, был забавным, поскольку это вызывало у него улыбку.
Старуха Бирар тоже знала о маленьких тайнах деревни. Но эти тайны разъедали ее, отравляли, как яд, который ей приходилось выплевывать наружу тем или иным образом.
Он же смотрел на них, посмеиваясь. А когда кому-нибудь требовалась справка для получения пособия, что так сильно раздражало почтальона, он, не раздумывая, выписывал ее и скреплял одной из печатей мэрии, которые постоянно таскал с собой в кармане мятых штанов.
Он не воспринимал их всерьез.
– Еще вина, комиссар?
– Не сейчас.
Мегрэ услышал детские голоса, доносившиеся со стороны школьного двора. Из школы выходили ученики, отправлявшиеся обедать домой. Он увидел, как по площади бегут двое-трое ребятишек.
– Я вернусь через полчаса.
– К тому времени кролик уже будет готов.
– Устриц по-прежнему нет?
– Нет.
Засунув руки в карманы, Мегрэ направился к лавке Селье. Перед ним туда вошел мальчик, пробиравшийся между ведер, леек, опрыскивателей, стоявших на полу и свисавших с потолка. В пыльном свете повсюду виднелась хозяйственная утварь.
Послышался женский голос:
– Что вам угодно?
Комиссару пришлось вглядываться в полутьму, чтобы различить довольно молодое лицо и светлый передник в синюю клетку.
– Ваш муж дома?
– Он сзади, в мастерской.
Мальчик вбежал на кухню и стал мыть руки.
– Проходите сюда, пожалуйста. Сейчас я его позову.
Она не знала, кто он такой, и не выглядела испуганной. На кухне, где в основном проходила жизнь дома, она пододвинула комиссару стул с соломенным сиденьем, а потом открыла дверь, ведущую во двор.
– Жюльен!.. К тебе пришли!..
Мальчик вытирал руки, с любопытством глядя на Мегрэ. И он тоже будил у комиссара детские воспоминания. В его классе, как и во всех классах, всегда был мальчик, толще других, такой же простодушный и прилежный, как этот, с такой же светлой кожей, с такими же движениями хорошо воспитанного ребенка.
Мать мальчика не была толстой, но отец, появившийся через несколько минут, весил более ста килограммов. Он был очень высоким, очень широким, с почти кукольным лицом и наивными глазами.
Прежде чем войти, он вытер ноги о половичок. На круглом столе уже стояли три прибора.
– Вы позволите? – спросил он, направляясь к рукомойнику.
Чувствовалось, что здесь соблюдаются ритуалы, что каждый член семьи совершает определенные движения в определенное время.
– Вы собирались обедать?
Женщина ответила:
– Чуть позже. Обед еще не готов.
– По правде говоря, мне хотелось бы переговорить с вашим сыном.