Прямо напротив, с другой стороны палисадника, виднелись окна дома Леони Бирар.
– Леони Бирар замечала тебя?
– Да.
Теперь мальчик помрачнел. Он все еще колебался, но уже понимал, что ему все равно придется признаться.
– Она еще раньше, увидев меня, корчила разные рожи.
– Она показывала тебе язык?
– Да. А после несчастного случая она издевалась надо мной, показывая подкову.
– Почему?
– Разумеется, чтобы я понял, что она может обо всем рассказать.
– Тем не менее она ни о чём не говорила.
– Да.
Можно было подумать, что бывшая почтовая служащая впала в детство и переругивалась с мальчишками, которые сделали из нее козла отпущения. Она ругалась, угрожала, показывала им язык. Издали она напоминала Жозефу, что может доставить ему серьезные неприятности.
– Это пугало тебя?
– Да. Моим родителям нужны деньги.
– Они знают о подкове?
– Да, мой отец.
– Ты ему все рассказал?
– Он догадался, что я совершил нечто, о чем молчу, и заставил во всем признаться.
– Он ругал тебя?
– Он посоветовал мне молчать.
– Сколько раз Леони Бирар показывала тебе из окна подкову?
– Раз двадцать, наверное. Она всегда показывала ее, когда видела меня.
Как и во время утреннего разговора с Жан-Полем, Мегрэ медленно раскурил трубку, стараясь выглядеть как можно менее грозным. Казалось, он рассеянно слушал историю, не имевшую особенного значения. Увидев, что комиссар расслабился, мальчик мог бы представить себе, будто разговаривает с одним из своих приятелей.
– А что тебе сейчас сказал Марсель?
– Он сказал, что будет вынужден во всём признаться, если его снова начнут расспрашивать.
– Почему? Он испугался?
– Он ходил исповедоваться. Думаю, что и похороны произвели на него сильное впечатление.
– Он скажет, что видел тебя у окна, прежде чем перешел к окну напротив?
– Откуда вы знаете? Вот видите! В этом доме все идет кувырком… Другие совершают поступки и похуже, но с ними ничего не случается. У нас же всё наоборот.
– Что ты делал, стоя у окна?
– Я смотрел.
– Старуха показала тебе подкову?
– Да.
– Расскажи мне как можно подробнее, что произошло.
– Мне ничего другого не остается, правда?
– В этот момент расследования, да.
– Я взял карабин.
– Где находился твой карабин?
– Он стоял в этом углу, около шкафа.
– Он был заряжен?
Мальчик невольно заколебался.
– Да.
– Пули 22 калибра были длинными или короткими?
– Длинными.
– Ты обычно держишь карабин в комнате?
– Довольно часто.
– Тебе случалось в последнее время стрелять из окна по воробьям?
Мальчик вновь заколебался, стараясь думать как можно быстрее, как человек, не имеющий никакого права на ошибку.
– Нет. Не думаю.
– Ты хотел напугать старую женщину?
– Разумеется. Я точно не знаю, что я хотел. Она издевалась надо мной. Я сказал себе, что в конце концов она обо всем расскажет страховой компании, и у моего отца не будет денег, чтобы купить новый грузовичок.
– Он решил потратить деньги на новый грузовичок?
– Да. Он уверен, что на новом грузовичке он сможет расширить территорию обслуживания и заработать больше денег.
– А сейчас он мало зарабатывает?
– В иные месяцы он вообще ничего не зарабатывает, и тогда бабушка…
– Она помогает вам?
– Только когда мы совсем на мели. Но каждый раз закатывает такие скандалы!
– И ты выстрелил?
Мальчик кивнул головой, виновато улыбаясь.
– Ты нарочно целился?
– Я целился в окно.
– Словом, ты хотел разбить стекло.
Мальчик вновь кивнул головой, поспешно добавив:
– Меня посадят в тюрьму?
– Мальчиков твоего возраста не сажают в тюрьму.
Казалось, Жозеф испытал разочарование.
– Тогда что со мной будет?
– Судья проведет с тобой воспитательную беседу.
– А потом?
– Потом он вызовет и отругает твоего отца. В конце концов, во всём виноват он.
– Почему? Он же ничего не сделал!
– Где он был, когда ты стрелял?
– Не знаю.
– Он развозил мясо?
– Несомненно, нет. Он никогда не выезжает так рано.
– Он находился в лавке?
– Возможно.
– Он ничего не слышал? Твоя мать тоже?
– Нет. Они мне ничего не говорили.
– Они знают, что это ты стрелял?
– Я с ними об этом не разговаривал.
– Кто унес карабин в сарай?
На этот раз Жозеф покраснел, в замешательстве оглянулся вокруг, избегая встречаться взглядом с Мегрэ. Мегрэ продолжал настаивать:
– Думаю, ты не смог бы спуститься по лестнице и пройти через двор с загипсованной ногой. Ну? Отвечай!
– Я попросил Марселя…
Жозеф резко замолчал.
– Нет, это неправда, – признался он. – Карабин отнес отец. Вы всё равно узнали бы.
– Ты попросил его унести карабин?
– Да. Но не объяснил почему.
– Когда?
– В среду утром.
– Он не стал тебя расспрашивать?
– Он только сердито посмотрел на меня.
– Он сказал матери?
– Если бы он ей сказал, она тут же поднялась бы ко мне и устроила головомойку.
– Она часто устраивает тебе головомойку?
– Она всегда понимает, когда я пытаюсь ей солгать.
– Значит, это ты попросил Марселя заявить, что он видел, как учитель выходил из сарая?
– Нет. Я даже не знал, что его допрашивали.
– Почему он так поступил?
– Несомненно, это из-за того, что он видел меня у окна.
– С карабином в руках. Ведь ты держал карабин в руках?
Жозефу стало жарко. Он изо всех сил старался не противоречить себе и делать вид, будто отвечает без всяких колебаний.