Зинаида родила от Есенина двоих детей — Татьяну и Константина — и была им хорошей матерью. Заразившись от маленького сына волчанкой, она едва выжила, но детей уже иметь не могла. Она была честолюбива, любила уют и роскошь — впрочем, и то, и другое, и третье не бездумно. Серьезной слабостью ее была сугубая и болезненная сексуальность — с ее приступами приходилось мириться. Она любила Есенина — его талант, его запойные капризы, его непутевость — любила и до, и после его самоубийства.
А что же Мейерхольд? Кажется, он впервые увидел ее в Наркомпросе, где она тогда работала секретаршей. Ее облик — высокая, своеобразно красивая, слегка мужеподобная (кожаная куртка, узкие сапоги) — сразу покорил его. После двух-трех объяснений он предложил ей стать великой актрисой — естественно, под его личным и любовным руководством. Недолго размышляя, она согласилась. Мейерхольд угадал в ней небольшие способности, но этого было достаточно, чтобы уверить себя и ее, что его безошибочная педагогика способна творить чудеса. Так Зинаида Райх внезапно для всех сделалась большой актрисой —
Он трогательно, почти истерично любил ее. Был, если говорить правду, подкаблучником, но она, слава богу, не слишком злоупотребляла его страстью. Он полюбил ее детей, усыновил их официально. Вдобавок он не дал ей свою фамилию, а взял ее — значился теперь в документах как «Мейерхольд-Райх». Беда была в том, что он не только не стеснялся своей подкаблучности, но даже любовно ее демонстрировал и… как будто наслаждался ею.
Алексей Файко, драматург, с которым он подружился в начале двадцатых, описал в своих воспоминаниях — не без иронии — одну из встреч в доме на Новинском: «Я наблюдал за Мейерхольдом, и мне казалось, что он мало слушает то, о чем говорит, потому что главной его заботой были комфорт и покой Зинаиды Николаевны: то он клал одну подушку к ней за спину, то бросал другую на пол ей под ноги, то прикрывал пледом ее колени, то задергивал штору от солнца, то проверял, не дует ли форточка. Он весь был в сосредоточенном и самозабвенном движении…»
Был штрих, в который я не поверил бы, если б он не был столь достоверен. Есенин вдруг воспылал любовью к своей бывшей жене, часто навещал ее и детей (которые чурались его). Сам Мейерхольд, разумеется, не смел возражать против его визитов, хотя нередко гость приходил крепко выпивши и громко извещал, что «набьет морду этому Треплеву», укравшему у него жену и детей. Но эти визиты были еще полбеды. Зинаида Николаевна сама взялась устраивать «тайные» свидания с бывшим мужем. Они сходились на квартире Зинаиды Гейман, ее близкой подруги. До Мейерхольда дошла эта новость, и он имел решительный разговор с подругой: «Я знаю, что вы помогаете Зинаиде встречаться с Есениным. Прошу, прекратите это: они снова сойдутся, и она будет несчастна»… При этом ни слова упрека жене не было сказано.
В декабре 1925 года Есенин совершил самоубийство. Его сын Константин вспоминал, что «мать лежала в спальне, почти утратив способность реального восприятия… два раза выбегала к нам, порывисто обнимала и говорила, что мы теперь сироты». Когда тело поэта привезли из Ленинграда в Москву в Дом печати, Зинаида Николаевна в самых растрепанных чувствах помчалась туда — Мейрхольд бросился за ней. Он поддерживал свою Зину около гроба, а она плакала, то шепча, то крича: «Сказка моя, куда ты уходишь?!» Муж лишь беспомощно лепетал ей: «Зина, Зиночка, ты же обещала…»
В тот же день она подарила своей подруге и тезке фотографию с надписью: «Тебе, Зинушка, как воспоминание о самом главном и самом страшном в моей жизни — о Сергее…»
А Мейерхольд не только любил свою подкаблучность, свой мазохизм, но даже бравировал им. Он почитал себя достаточно сильным и самовластным, чтобы не стесняться, едва ли не хвастать им. Мне трудно было поверить в рассказ, который ходил в тогдашних светских кругах. Рассказ этот озвучил известный искусствовед Эрих Голлербах, недолгий приятель Есенина и очевидец его разрыва с Зинаидой Райх. Он написал в своих воспоминаниях: «3. жила с режиссером (речь, разумеется, о Мейерхольде. —