Мейсенский узник

Подобно Августу Сильному и многим другим центральноевропейским правителям, австрийский император Карл VI строил управление финансами по французской модели. Новым предприятиям, создаваемым в австрийской столице, были обещаны благоприятные условия; несомненно, дю Пакье взялся за производство фарфора отчасти и потому, что надеялся на покровительство императора. В таком богатом и культурном городе, рассуждал предприимчивый голландец, уж конечно будет спрос на новые предметы роскоши. Как государственный чиновник, он был в курсе заметных коммерческих начинаний в соседних странах; когда десятью годами раньше Саксония объявила, что заводит собственную фарфоровую мануфактуру, сразу стало ясно — это золотая жила. Вся Европа хотела покупать фарфор, и только в Мейсене его пока научились делать. Если основать такую же фабрику в Вене, она сможет быстро перегнать мейсенскую и не только обогатить своих создателей, но и укрепить ведущую роль Австрии среди других европейских стран. Дело было только за рецептом «белого золота».

Дю Пакье начал с того, что попытался воспользоваться наблюдениями Франсуа Ксавье д’Антреколя, иезуита, в 1698 году посетившего центральный Китай. Д’Антреколь написал два письма, в которых рассказал, как, по его представлениям, делают китайский фарфор. Первое из писем, опубликованное в Париже в 1717 году, содержало самое подробное и точное описание производства восточного фарфора из всех, доступных в то время на Западе.

Дю Пакье надеялся, что местная глина при обжиге даст тот же белый черепок, как та, что по рассказам д’Антреколя использовалась для изготовления фарфора в Китае. Однако как ни изучал он записки иезуита, все его опыты заканчивались провалом.

Стало ясно, что без помощи кого-нибудь из мейсенских работников не обойтись. Для начала дю Пакье отправился в Мейсен с целью собрать хоть какие-нибудь сведения. Меры безопасности, введенные по приказу Августа, видимо, произвели на него сильное впечатление, и он прибег к знакомствам на самом высоком уровне: обратился к австрийскому послу в Дрездене графу фон Фирмонту с просьбой найти помощников в новом предприятии. Фон Фирмонт порекомендовал ему Конрада Гунгера, умелого золотильщика, прошедшего обучение у ювелира и приехавшего в Дрезден из Парижа в 1717 году.

Главным препятствием для дю Пакье, помимо недостатка знаний, были деньги, вернее, их отсутствие. Мейсенской мануфактуре средства на создание производства и оплату работников выделяло, пусть и со скрипом, саксонское казначейство. Дю Пакье не получил от Карла VI ничего, кроме неопределенных обещаний стать щедрым покупателем — как только будет что приобретать. Дабы закрепить документально, что не берет на себя никаких финансовых обязательств, австрийский император в мае 1718 года даровал учредителю новой мануфактуры двадцатипятилетнюю монополию на производство фарфора в Австрии, особо оговорив, что тот не должен рассчитывать на деньги казны.

Надо было искать кого-нибудь другого, кто вложит средства в фабрику. Дю Пакье сумел заразить своим энтузиазмом венского купца Мартина Бекера, и тот согласился выделить крупную сумму на предварительные эксперименты и создание производства. За это дю Пакье пообещал ему долю в прибылях. Партнерами стали также Петер Генрих Цердер, министр правительства, который, вероятно, и выхлопотал для фабрики монополию, и «арканист» Гунгер.

Так венская мануфактура была основана еще до того, как ее учредитель сумел получить хотя бы крошечный кусочек настоящего фарфора. В отличие от Мейсена, никаких торжеств по этому поводу не проводилось.

Поначалу фабрика занимала скромный домик в пригороде под названием Россау (теперь это часть Вены, прилегающая к улице Лихтенштейн-штрассе). Печь была всего одна, и та негодная, штат состоял из десяти человек. Дю Пакье, теперь уже вместе с Гунгером, продолжал опыты. Он по-прежнему брал для массы глину из Пассау на границе Австрии с Баварией. Гунгер, мало знавший о составе настоящей фарфоровой смеси, поддержал убежденность дю Пакье, что она при обжиге станет белой, однако то ли глина была неподходящая, то ли печь не давала нужной температуры, но опыты раз за разом оканчивались ничем.

Наконец Гунгер понял, что его некомпетентность вот-вот станет очевидной, и начал жаловаться на глину — она, мол, не годится для синей подглазурной росписи, которую он якобы изобрел. За год, потраченный на дорогостоящие эксперименты, дело не сдвинулось с мертвой точки, и дю Пакье наконец понял, что напрасно связался с Гунтером. Мейсенский «арканист» за все время не произвел ничего, кроме груды бесполезных черепков.

Денег было потрачено много, и все впустую. Стало ясно, что без настоящего специалиста венская фабрика окончит свои дни, так и не заработав.