Читаем Мейсенский узник полностью

Хейнце — далеко не единственный из художников, незаконно расписывавших фарфор на дому. Многие другие мейсенские живописцы вынуждены были тайком прирабатывать, чтобы не умереть с голода. Даже в доме самого Херольда, который в 1731 году обыскали по доносу обиженной экономки, обнаружили большое количество «белья», очевидно, приготовленного для росписи и продажи на сторону; впрочем, здесь движущим мотивом была не нужда, а корысть. Однако мейсенское начальство не посмело тронуть своего главного художника. Злополучную экономку публично признали виновной в клевете и бросили за решетку.

Не все художники, работавшие под началом Херольда, решались бежать. Многие, вероятно, не понимая, что конкурирующие предприятия охотно примут талантливых мастеров, продолжали терпеть унижения, лишь бы не потерять место. Особенно ярко деспотизм Херольда проявился в отношениях с дальним родственником, поступившим к нему на работу в 1724 году, — Кристианом Фридрихом Херольдом.

Кристиан Фридрих обучался искусству эмали на меди в Берлине и до приезда в Мейсен фарфор никогда не расписывал. Однако он быстро освоил новую технику и особенно увлекся опытами с золочением. Приметив его стремительный рост, Херольд обеспокоился, что талантливый родич может возомнить о себе лишнего, поэтому отказался выплачивать ему постоянное жалованье и одновременно запретил частным образом экспериментировать с эмалями и вообще работать самостоятельно.

Кристиан Фридрих не мог расстаться с любимым делом. Невзирая на запрет, он тайно, на дому, продолжал расписывать медные пластины для табакерок и проводить опыты по составлению новых цветов. Херольд, прослышав об этом, поручил мейсенской охране обыскать бедное жилище Кристиана Фридриха на городской рыночной площади. Эмали, изготовленные им за свой счет, были конфискованы, материалы изъяты, а самого художника арестовали и, как прежде Хейнце, отдали под суд за незаконную роспись.

Впрочем, у Кристиана Фридриха, в отличие от Хейнце, нашлись сильные доводы в свое оправдание. Все найденные эмали предназначались для росписи по меди, а не по фарфору, а значит, никакой конкуренции с фарфоровой мануфактурой в его случае не было. Удивительным образом на сей раз суд взял сторону обвиняемого. Кристиана Фридриха оправдали. Однако Херольд не забыл родственнику того, что считал неповиновением, и принялся мстить: загружал непосильной работой и платил за нее сущие гроши. Кристиан Фридрих много раз пытался уйти с завода, но Херольд всякий раз находил способ этому помешать.

Окончательный реванш он взял четыре десятилетия спустя, когда Кристиан Фридрих вежливо попросил о скромной прибавке к жалованью. Просьба была вполне разумной — ведь художник честно отработал на фабрике столько лет, — однако Херольд расценил ее как подлый мятеж, достойный самого сурового наказания. Он передал дело в суд и, что совсем уже невероятно, выиграл дело: Кристиана Фридриха признали виновным и осудили на четырехмесячное тюремное заключение. Несмотря на все эти обиды, он продолжал трудиться на заводе до самой старости.

Кристиан Фридрих попал на Мейсенскую мануфактуру уже опытным живописцем, и репертуар у него был гораздо разнообразнее, чем у многих современников. Он великолепно писал многолюдные батальные сцены, мирные пейзажи, оживленные сцены в порту и композиции с человеческими фигурками, а также шинуазри, которые Херольд продолжал требовать, даже когда мода на них прошла. Умер Кристиан Фридрих в 1779 году, семидесяти девяти лет от роду, так и не получив признания и не догадываясь, что в грядущих столетиях его недооцененные работы объявят наивысшим достижением мейсенской декоративной живописи.

Слава Мейсена ширилась, прибыль росла, число работников увеличивалось. В 1724 году на заводе трудились примерно сорок человек, а в распоряжении Херольда было двенадцать помощников. К началу следующего десятилетия оборот мануфактуры вырос более чем в четыре раза, а число работников перевалило за девяносто.

Август пожинал плоды своей смелой алхимической фантазии. Золото рекой текло в его сундуки, и, что для фарфоролюбивого монарха было особенно важно, королевские дворцы заполнялись великолепными фарфоровыми изделиями, превосходящими даже восточные образцы. С 1717 по 1732 года Август получил двадцать семь тысяч талеров дохода и фарфоровых предметов на головокружительную сумму в восемьсот восемьдесят тысяч талеров.

Процветала и мастерская Херольда. Он по-прежнему работал независимым художником на крайне выгодных условиях, но жилье, дрова, лошадей и даже свечи оплачивала ему фабрика. Доход придворного живописца составлял теперь около четырех тысяч талеров — невероятно много, учитывая, что самые высокооплачиваемые из его подчиненных получали чуть больше трехсот талеров, а для многих художников и сто пятьдесят были пределом мечтаний. Однако сильнее всего в этой истории изумляет, что никто из членов администрации даже не догадывался, сколько зарабатывает Херольд. О его прибылях узнали самым неожиданным образом — вследствие громкого скандала, связанного с мошенничеством.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза