Мэйв Флай

Вряд ли можно назвать лучшей песней на Хэллоуин, но та, которая действительно находит отклик во мне раз за разом, - это песня Тами Сагер, Роберта Кэрлока, Джеффа Ричмонда, Дональда Гловера и Трейси Морган "Werewolf Bar Mitzvah", созданная для телевизионного ситкома как пошлый бит, описывающий маловероятный сценарий, когда, как говорится в тексте, мальчики становятся мужчинами, мужчины - волками! Откровенно говоря, использование классических музыкальных тем песен о Хэллоуине и игривость, присущая многим лучшим песням, прочно вписывают эту песню в канон и ставят ее на первое место среди других песен, если судить по мне. Она смеется над собой, в чем и заключается вся прелесть праздника. Обнажить тьму и найти в ней удовольствие. Так что мы слушаем ее, группа и я, и получаем огромное удовольствие. Просто джемминг! Я где-то читала, что Дональду Гловеру пришлось подменять некоторые куплеты в полном варианте песни и подражать голосу Трейси Морган, и сейчас я делюсь этой информацией с группой, хотя им, похоже, не очень интересно учиться.

Для начала я вывела из строя двоих из них, чтобы потом сосредоточиться на каждом по отдельности. Я сделала это с помощью самурайского меча, который использовала моя бабушка в крайне расистском и устаревшем фильме, о котором Голливуд благополучно забыл. У меня была минутка, чтобы проскользнуть обратно в дом и дать им возможность устроиться в своем автобусе, прежде чем я нанесу им визит. Полагаю, что трое парней в туристическом автобусе не ожидают, что девушка набросится на них со всей силой, так что впустить меня было не так уж сложно. Элемент неожиданности и все такое. Войдя в автобус, я быстро проткнула грудь вокалиста, затем взяла меч и проткнула басисту живот. Эфесом я сбила барабанщика с ног. Барабанщик был в полной отключке, но уже практически успел позвонить своему менеджеру, а я добралась до телефонов двух других, прежде чем они успели кому-либо дозвониться. Я связала каждого из них различными предметами одежды и мелочами, которые нашла в автобусе, и вот мы здесь. Барабанщик по-прежнему лежит без сознания, басист, привязанный к креслу, и вокалист на водительском сиденье сильно истекают кровью. Чтобы он не создавал проблем, я вырубаю и басиста.

Когда мы с вокалистом остаемся фактически одни, я делаю небольшой разрез на его лбу по линии скальпа, а затем по одной стороне лица делаю надрезы в виде галочек на расстоянии около дюйма друг от друга перпендикулярно разрезу. Используя их в качестве ориентира, я сдираю с него кожу, кусочек за кусочком, полосками, пока не обнажится все лицо. Он кричит, и я включаю музыку погромче. Внутри играет вторая группа, а ночью Стрип всегда оживлен. Все звуки питают богов Голливуда, дух этого места. Возможно, мы и есть боги. Возможно, Таллула. Я смотрю, как двигается его лицо, когда он кричит, без кожи, чтобы скрыть то, что находится под ней. Мышцы, сухожилия, связки, кости и кровь. Это так красиво, в таком виде. Как можно смотреть на что-то, не желая узнать, что скрывается под этим?

Он завывает, задавая мне вопросы: Кто ты? Зачем ты это делаешь? Я никому ничего не сделал. Я не заслуживаю этого. Почему я?

Это упущение мужчин. То же самое насилие, примененное к женщине, она не спрашивает, почему его совершают над ней, она лишь безуспешно пытается освободиться и оплакивает то, что она оплакивала всю свою жизнь, то, что она понимает фундаментально и врожденно. Это насилие просто происходит.

Его крики продолжаются, и даже при красоте его движений звук мешает мне оценить песню, которую я выбрала для нас, поэтому я встаю и с помощью меча прорезаю ткань прямо перед его ухом на другой стороне лица и опускаюсь вниз, прорезая сухожилия, мышцы и связки с каждой стороны, пока наконец не удается отсоединить челюстную кость. Его крики не прекращаются на протяжении всего процесса. Это трудная работа и занимает много времени. Я нажимаю кнопку "повтор", чтобы песня не заканчивалась.

Барабанщик приходит в себя в своем кресле. Освободив челюстную кость вокалиста, с которой еще свисает немного мяса, я с силой бросаю ее в него. И промахиваюсь. Барабанщиков всегда как бы много. Я не в настроении. Тем не менее, он единственный, кто очнулся, так что он следующий, с кем можно поиграть. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на вокалиста, без челюсти, ссутулившегося и потерявшего сознание. Его лицо кровоточит. Обвисшая кожа нижней части рта болтается вместе с языком, который нечем удержать. Ну, теперь он точно молчит.

С барабанщиком - скотч на рот (найденный в автобусном аварийном наборе инструментов) и палочки в уши. Я напеваю вместе с песней, пока кровь брызжет из лопнувших барабанных перепонок, а его приглушенные крики усиливаются. Я засовываю их дальше и кручу. В песне звучит шутка про обрезание, и это наталкивает на, возможно, усталую, но все же достойную идею. Думаю, это будет очень весело.