Тесса изумленно взглянула на свою писанину. Для нее она была бессмысленным набором чисел, знаков и символов, непонятной тарабарщиной. Девушка вновь попыталась сопротивляться, но все ее усилия вылились в кляксу, капнувшую на бумагу. А перо все бежало и бежало. Рука, державшая его, дрожала, но продолжала писать. Тесса закусила губу – сначала слабо, затем сильнее – и ощутила во рту вкус крови. Несколько капель упало на бумагу. Перо продолжало писать, размазывая кровь по листу.
– Ну вот, – довольно повторил Мортмейн, – отец…
С треском, напоминающим выстрел, перо сломалось и выпало из руки Тессы. Девушка в изнеможении откинулась на спинку стула. Зеленый оттенок кожи стал постепенно исчезать, она задрожала всем телом и почувствовала, как по плечам рассыпаются ее собственные волосы. Во рту по-прежнему стоял привкус крови.
– Нет! – вскрикнула она, хватая ртом воздух, и потянулась к написанному. – Нет…
Но боль, неизбежное последствие превращения, мешала ей двигаться быстро, и Мортмейн опередил ее. Он с хохотом схватил бумагу и вскочил на ноги.
– Отлично! – воскликнул он. – Благодарю вас, моя маленькая колдунья. Теперь у меня есть все необходимое. Автоматы, проводите мисс Грей в ее комнату.
Железная рука бесцеремонно сграбастала Тессу за воротник пеньюара и рывком поставила на ноги. Все вокруг нее стало вращаться с головокружительной скоростью. Мортмейн взял со стола золотые часы и улыбнулся злой, беспощадной улыбкой.
– Не сомневайся, отец, – сказал он, – ты будешь мной гордиться.
Тесса, не в состоянии видеть происходящее, закрыла глаза. «Что я наделала? – подумала она. – Что же я наделала?»
Глава 17
Лишь чистая душа бывает благородной
Когда Габриэль вошел в гостиную, Шарлотта сидела, склонив голову над каким-то письмом. Огонь в камине не горел, и в комнате было холодно. Куда только смотрит Софи, подумал Габриэль, наверное, опять тренируется. Отец такого бы не потерпел. Ему нравилось, что слуги могут постоять за себя в бою, но все же он предпочитал, чтобы соответствующую подготовку они проходили до того, как появиться в доме.
– Габриэль? – подняла глаза Шарлотта.
– Вы хотели меня видеть? – Юноша прилагал отчаянные усилия, чтобы голос звучал спокойно. Ему казалось, что Шарлотта видит его насквозь. Взгляд его упал на лежащий на столе лист бумаги. – Что это?
Шарлотта застыла в нерешительности, потом ответила:
– Письмо от Консула, в последнее время он часто пишет мне. – Губы ее сжались в тонкую, горестную линию. – Единственное, к чему я всегда стремилась, так это руководить Институтом, как мой отец, – вздохнула она. – Вот уж никогда не думала, что это будет так трудно… – Шарлотта осеклась, затем натянуто улыбнулась и продолжила: – Ладно, ведь я позвала вас сюда не для того, чтобы обсуждать мои проблемы. В последнее время вы выглядите утомленным, Габриэль, вас не отпускает напряжение. Мы все пережили стресс, и я боюсь, что под его воздействием забыли о вашей ситуации.
– О моей ситуации?
Она встала и подошла к нему:
– Ваш отец… вы, должно быть, по нему скорбите…
– А как насчет Гидеона? – глядя в сторону, сказал Габриэль. – Ведь и ему Бенедикт был отцом.
– Гидеон уже давно похоронил его. А у вас эта рана еще саднит в сердце.
– После всего, что произошло, после смерти Джема и Джессамины, после исчезновения Тессы и отъезда Уилла, после того, как ваших людей стало чуть ли не
– Все эти беды, Габриэль, отнюдь не умаляют вашего личного горя, – ответила Шарлотта, взяв его под руку.
– Но это невозможно! – горячо воскликнул он. – Вы не можете меня утешать. Вы позвали меня, чтобы узнать, кому я больше предан – отцу или Институту…
– Нет, Габриэль, вы ошибаетесь.
– Не ждите от меня ответа, на который вы так надеетесь! Я никогда, никогда не забуду, что отец остался со мной. Со мной! Мама умерла, Гидеон уехал, Татьяна всегда была бесполезной идиоткой. Мы с ним остались вдвоем, он и я, кроме отца, у меня больше
Габриэль внезапно умолк.
– Вы любили его… – тихо произнесла Шарлотта. – Знаете, я помню вас еще совсем маленьким мальчиком. Помню вашу маму и брата, который неизменно был рядом. И помню руку отца у вас на плече. Думаю, он вас тоже любил.
– Теперь это не имеет никакого значения… – Голос Габриэля задрожал. – Я пролил его кровь. Я – отцеубийца.
– Никакой вы не отцеубийца. Демон, с которым вы сражались, уже не был вашим отцом.
– Но если это был
Шарлотта притянула его к себе и по-матерински обняла. В горле юноши стоял ком, но плакать он не мог.
– Где мой отец? – повторил он.