Механические птицы не поют (СИ)

Он стал подливать Эльстер свое снотворное, когда заметил, что она старается сторожить его по ночам, а потом по утрам прячет покрасневшие глаза. Сам пить избегал, потому что от назначенных доктором пяти капель неизбежно проваливался в густой и бездонный сон, и сон этот полнился золотом, мятыми шестеренками, погасшими стеклянно-прозрачными глазами, а еще — его собственными железными пальцами, сдавливающими чье-то хрупкое горло, и жгучим экстазом, усиливающимися, когда он сжимал сильнее… сильнее, не чувствуя уходящего пульсирующего тепла, потому что механический протез ничего не чувствует, он фальшивка, суррогат, такой же как и эта паршивая, обманувшая его дрянь, прикинувшаяся человеком…

Если раньше он не испытывал никаких чувств, убивая Эльстер во сне, то теперь начал наслаждаться этим процессом.

Стал ненавидеть ее все сильнее, и чем сильнее он чувствовал ненависть во сне, тем отчетливее ощущал любовь наяву.

Уолтер боялся. Просыпаясь, он едва сдерживался, чтобы не стонать от ужаса, прислушиваясь к дыханию спящей Эльстер. Она дышала глубоко и ровно. Спала спокойно, и никакие кошмары ее не мучили.

Рука заживала быстро, и Уолтер чувствовал себя почти здоровым. Но с каждым днем разум ускользал все неотвратимее.

Стены давили на виски. Желтый свет раздражал, а белый тревожил. Воздух казался то слишком сухим, то слишком холодным, а каждый звук слышался неестественно отчетливо. Но больше всего его тревожил Джек, а вернее — две горящие в темноте зеленые точки.

«Хочешь меня увидеть?»

«Нет…»

Но он видел. Видел пока только зелень глаз и неясное марево, клочок альбионского тумана, но Уолтер откуда-то точно знал, что еще немного — и туман примет знакомые очертания.

Нужно было уезжать. Уолтер надеялся, что вдали от Альбиона станет легче, а свежий воздух и нормальное питание позволят избавиться от остатков дурмана, и он наконец-то перестанет слышать голоса и видеть призраков.

На четвертый день он встал с кровати и прошелся по коридору без трости и не держась за стену. Эльстер, наблюдавшая за ним, улыбалась так счастливо, будто для нее не имело никакого значения, что короткая передышка заканчивается, и скоро им опять придется бежать в неизвестность.

— Эльстер, я думаю через пару дней нам придется покинуть это место, — осторожно сказал он, возвращаясь в келью.

— А как же имитация? Так и будешь ходить шестеренками наружу?

— Перчатки надену. Ничего, шестеренки увезем с Альбиона и они не будут грустить. Мне… неспокойно. Я не понимаю, почему ничего не происходит, и почему Унфелих до сих пор нас не нашел, но… — Уолтер не хотел признаваться в настоящих причинах своей спешки.

— Если ты говоришь, что надо ехать — поехали, — пожала плечами Эльстер. — Мне здесь тоже не нравится.

Он благодарно улыбнулся и взял с тумбочки чашку с холодным чаем.

— Мне тоже, — признался он. — Душно, тесно и эти стены неизвестно где прозрачные…

— Да! И меня раздражает, еще вчера показалось, что кто-то шепчет.

Чашка выскользнула из ставших непослушными пальцев и, жалобно звякнув, разлетелась голубыми осколками.

— Тебе вчера… что?..

— Да звуки какие-то странные, я думала ты тоже слышишь, — пожала плечами Эльстер. — Перед сном. Как будто шепчется кто-то, сразу много людей, но очень далеко… я думала, это тут голоса так разносятся, а что?

— Я ничего не слышу, — пробормотал он. Уолтер не стал говорить, что слышит Джека.

— Да ладно, мало ли чего почудится, — махнула рукой она. — Скажи лучше, а нельзя нам маски надеть и во дворик выйти погулять? Тебе доктор говорил воздухом дышать…

— Знаешь, что делают на Альбионе люди после сложных операций, если есть хоть какие-то деньги? — усмехнулся Уолтер, смущенно подбирая осколки. Он делал это левой рукой, чтобы восстановить мелкую моторику и отстраненно удивлялся тому, что можно больше не бояться поранить пальцы.

— Не-а. Стараются не сильно жалеть, что не померли во время операции и им придется наслаждаться этим местечком еще сколько-то лет? — улыбнулась она.

— Почти. Покупают билет на дирижабль и летят туда, где можно дышать воздухом.

— Ну и мы так сделаем. Поедем в Эгберт, как хотели. Я слышала, там все рыжие и много пьют, должно быть отличное место.

— Я всю жизнь про Эгберт другое слышал, — проворчал Уолтер, ссыпая осколки в урну у двери. — Впрочем, неважно, я много чего всю жизнь слышал. Эльстер, отдай дневник.

— Что? — растерянно переспросила она.

— Дневник. Три дня прошло, я в этом полумраке скоро забуду, как буквы выглядят. Мне надо узнать, чем меня поили, может мне давно застрелиться полагалось.

— Ну что ты говоришь! — расстроено воскликнула она, доставая из сумки блокнот. — Не таким же чудовищем был твой брат.

Уолтер мог поклясться, что слышал, как кто-то самодовольно хмыкнул в углу. И на этот раз он был полностью согласен с Джеком — он мог оказаться чудовищем гораздо худшим, чем Эльстер была способна представить.