Механические птицы не поют (СИ)

— О, потому что я очень давно хотела так сделать, а запретить мне никто не может, — широко улыбнулась она, выскальзывая обратно в коридор. Уолтер потянулся закрыть дверь и обнаружил, что в коридоре, кроме курящих мужчин, никого нет.

— Это что сейчас какого, простите, дамы, хрена моржового было? — недоуменно спросил Бен.

— Понятия не имею, какая-то сумасшедшая дура, — пробормотал Уолтер, выходя из образа. — Слышали? Мы все умрем.

— Ваш досточтимый брат, патер Ливрик, все же был в чем-то прав — вы удивительно привлекаете сомнительных женщин, — отметила Эльстер.

Уолтер заметил на столе четыре глиняные кружки с кофе.

— Вы голодны, патер? — с сомнением спросила Эльстер, оглядывая его лицо. Уолтер знал, что выглядит он чуть лучше, чем до утреннего туалета, но все еще больше похож на позор, чем на надежду рода.

— Нет, благодарю, — ответил он, поморщившись от одной мысли о еде. — С вашего позволения… один умерший недавно джентльмен оставил мне в качестве исповеди документ, и я бы хотел…

— О да, конечно, — махнул рукой Бен.

Эльстер, странно ухмыльнувшись, достала из саквояжа книгу, ту самую, которую читала в Колыбели. Уолтер жестом подозвал ее и шепнул на ухо:

— Я надеюсь патер Морн отдал ее тебе?

— Скажем так, он не был против, когда я ее забирала, — прошептала она в ответ.

— Ты маленькая, бессовестная паршивка.

Он наклонился и достал из потайного кармана в подкладе саквояжа дневник, прикрыв ладонью вензель. Пролистал несколько страниц, поняв, что просто не выдержит больше циничных рассуждений Джека о пленниках и благе Альбиона.

Хотел последовать совету Эльстер и поискать слово «грай» и заглянуть в конец, чтобы узнать, убил ли Джек Кэтрин. И понял, что не может. Что, узнав правду сейчас, он рискует расстаться с рассудком прямо при всех этих людях. И нашел запись о конце службы Джека.

…

Кэт так радуется возвращению домой, что я невольно забываю о том, сколько работы меня ждет. Отчего-то кажется, что впереди что-то хорошее. Непривычное ощущение, оно пугает меня. Словно ничего плохого никогда больше не случится. Я знаю, что это не так. Уолтер мог бы позволить себе подобные иллюзии, но я всегда мыслил рационально. Закончилась самая грязная часть работы — больше не придется проводить осмотры, стоя по колено в гнилой воде, не придется ковыряться в кариозных ртах и вести бесконечные допросы. Отныне мои пациенты будут чисто вымыты, обриты, накормлены и — хвала Спящему! — не одурманены ничем неизвестным мне. Понятия не имею, вырвало того щенка на мой мундир от страха или от того, что он попал ко мне уже нажравшись какой-то дряни, но мне нисколько не стыдно за то, что небольшой список людей, лично убитых мной на этой войне, пополнился гунхэгским мальчишкой.

Больше ничего подобного не произойдет. В Лестерхаусе меня ждет белый халат, стерильные перчатки, защитные очки, маски и столько помощников, сколько потребуется.

И моя работа только начнется. Мне предстоит эксперимент, вызывающий близкий к священному трепет своим масштабом и значимостью. Так почему я чувствую себя так, будто мне предстоят не месяцы изнуряющей работы, а что-то неизмеримо прекрасное, рядом с чем меркнет все остальное?

…