Хотелось попросить взять его за руку, чтобы в последний раз почувствовать ее прикосновение, но он все равно ничего, кроме боли, при касаниях не ощущал, к тому же он решил, что ей будет неприятно дотрагиваться до почти мертвой ладони.
Эльстер помогла ему снять рубашку и надеть черный балахон Служителя. Патер Морн хотел помочь, но она шикнула, как разъяренная кошка, готовая вцепиться клирику в глаза.
— Мы можем минуту побыть одни? — раздраженно спросила она.
Патер Морн, понимающе кивнув, вышел за дверь. Эльстер закрыла дверь на ключ и обернулась к Уолтеру, нервно теребя в руках ремешок маски.
— Прости меня, — наконец сказала она.
— Эльстер, я сбежал из Лигеплаца первым же дирижаблем, и на дирижабль напали пираты. Здесь нет твоей вины.
— А потом ты сидел из-за меня в тюрьме! Если бы тебя там хотя бы перевязывали…
Уолтер вспомнил, как сжимал в темноте руку, цепляясь за боль, как утопающий за доску, и болезненно поморщился. Если бы он этого не делал, может быть, руку удалось бы спасти. А может и нет — значения это больше не имело.
— Эльстер, ты хороший человек. Перестань винить себя во всем, что вокруг тебя происходит.
— Я не хороший человек, Уолтер. Я вообще не человек, и уж точно не хороший, — зло сказала она, делая к нему короткий шаг, будто кто-то сзади ее держал. — У меня нечистая совесть. И если бы я до сих пор верила в Спящего, мне было бы хоть немного легче. Но я больше не верю и мои грехи — моя ноша. А теперь еще и твоя.
— Какие у тебя могут быть грехи, Эльстер? — тихо спросил ее Уолтер, протягивая руку. — Иди ко мне…
— Это все из-за меня. Я виновата, Уолтер. В том, что сейчас… я.
— Глупости, — через силу улыбнулся он. Мрачная решимость Эльстер его пугала и он не мог понять ее причин. — Ты ни в чем не виновата. Я не верю.
Она смотрела на него тяжелым взглядом и дышала глубоко и часто, будто после бега. А потом непривычное выражение исчезло с ее лица, словно маска соскользнула на пол. Она бросилась к нему, обняла за талию и прорыдала куда-то в воротник:
— Прости меня, Уолтер! Прости меня, пожалуйста, я все-все тебе расскажу, обещаю, только возвращайся, только не умирай!
— Эльстер, доктор Харрис сказал…
— Доктор Харрис не знает про отраву!
— Ты правильно сказала, милая — не ты меня ей поила.
Эльстер отстранилась и подняла на него покрасневшие глаза. А потом отошла к кровати, подобрала с пола сумку, с которой уезжала из гостиницы и достала блокнот в черном кожаном переплете. Вензель «Д.Г» на обложке Уолтер различил с другого конца комнаты.
— Вот. Один из моих грехов.
— Зачем ты его взяла? — глухо спросил он, протягивая руку. — Ты же на альбионском читать не умеешь…
— Не умею.
— Тогда зачем взяла? — Уолтер понимал, что надо рассердиться, но никак не получалось. Вид у Эльстер был совершенно несчастный и виноватый, как у школьницы, порвавшей новое платье.
Она подняла на него полные отчаяния глаза и что-то пробормотала.
— Что?
— Ох, Уолтер! Сороки ужасно любопытны, я же говорила!
— Ты взяла просто посмотреть и не успела подложить его мне утром? — догадался он. — А как ты оказалась с дневником на лестнице?
— Шла подкладывать, услышала голоса, вышла на лестницу, а там жандармы… сердишься?
— Нет, — честно ответил Уолтер. — И что тебе дало твое любопытство?
— Мне было очень стыдно, а еще я узнала, что у твоего брата красивый почерк. Правда, завитушки такие… — она осеклась. — А если бы я отдала тебе сразу, может, ты бы знал, что за штукой тебя поили.
— Все равно не сержусь, — улыбнулся он.
Вот почему дневник не нашли жандармы.
Возвращение дневника, который он считал навсегда потерянным, немного отвлекло от тяжелых мыслей, но раздавшийся стук в дверь напомнил Уолтеру о предстоящей операции.
— Доктор Харрис ждет, — раздался из-за двери приглушенный голос патера Морна.
Эльстер, всхлипнув, обняла его за шею и поцеловала. В ее поцелуе было что-то истерическое, горчащее на губах слезами и страхом, но он странным образом окончательно успокоил. Уолтер всю жизнь был одинок, и в одиночестве привык переживать почти любые потрясения. Но теперь Эльстер будет рядом.
Если только патер Морн послушает его.
— Возвращайся, Уолтер, — прошептала Эльстер.
— Все будет хорошо, — пообещал он.
Патер Морн ждал его в коридоре и явно нервничал.
— Пожалуйста, заприте дверь снаружи и заберите с собой ключ, — тихо попросил его Уолтер.
Он понимающе кивнул. Уолтер, поморщившись, надел маску, сел в кресло и положил трость на колени.
— Патер Морн, у меня есть все основания полагать, что на исповеди Эльстер будет просить вас дать ей сбежать или торговаться с герром Унфелихом за мою свободу.
— Вот как, — тихо ответил он.
— Я хочу, чтобы вы ей отказали. Что бы она ни сказала. Про меня, про опасность, которую якобы представляет, в чем бы она ни признавалась — прошу вас, не верьте ей. У нее доброе сердце, и она прекрасно врет…
— Вы уверены, что все, что она скажет, будет ложью?