Механический принц

В спальне было холодно и сыро. Горевший в камине огонь почти не давал тепла. По обеим сторонам очага Тесс заметила вырезанную на камнях молнию. Точно такой же символ красовался на белом кувшине, полном ледяной воды. Тесс сполоснула лицо и руки и быстро вытерлась полотенцем, пытаясь вспомнить, не попадался ли ей этот символ в Кодексе. Должно быть, он означал что-то важное. Лондонский Институт украшали символы Конклава, вроде Ангела, встающего из озера, и монограммы Совета, Соглашения, Конклава и Консула.

Здесь же вместо Ангела всюду висели тяжелые портреты семейства Старквезеров. Переодевшись в вечернее платье и услышав зовущий к ужину колокольчик, Тесс стала спускаться по широкой лестнице эпохи короля Якова Первого. На площадке она остановилась, чтобы рассмотреть портрет девочки с длинными светлыми волосами. Художник изобразил ее в старомодном детском платье и с огромным бантом на маленькой головке. Лицо девочки было худым и болезненным, но глаза сияли. «Кажется, я нашла единственное светлое пятно в этом темном доме», – подумала Тесс.

– Адель Старквезер, 1842 год, – раздался голос несколькими ступенями ниже.

Тесс повернулась и увидела Уилла, который стоял, заложив руки за спину, и смотрел на табличку внизу портрета. Сама картина, судя по хмурому выражению лица, ему не пришлась по душе.

– Тебе не нравится? – спросила Тесс. – По-моему, хороший портрет. Должно быть, это дочка, хотя, скорее, внучка Старквезера.

Уилл тряхнул головой, переводя взгляд с портрета на Тесс.

– Определенно. Это место напоминает фамильную резиденцию. Сразу становится ясно, что Йоркским Институтом заправляет далеко не первое поколение Старквезеров. Ты заметила молнии?

Тесс кивнула.

– Это их родовой знак. И он встречается здесь едва ли не чаще, чем символ Конклава. Только ничего хорошего в этом нет. Институт не передается по наследству. Главу назначает Консул, а само место принадлежит Конклаву.

– Но до Шарлотты Лондонским Институтом управляли ее родители, – напомнила Тесс.

– Потому-то старый Лайтвуд и бесится, – ответил Уилл. – Руководство Институтом – это тебе не семейное дело. Но если Консул назначил Шарлотту, значит, она подходит для этой должности. К тому же Лондонский Институт возглавляет всего лишь второе поколение Фэйрчайлдов. Здесь же… – Уилл махнул рукой, словно пытался разом объять портреты, лестничную площадку и чудаковатого Алоизия. – Не удивительно, что старик думает, будто имеет право вышвырнуть нас отсюда.

– Безумен, словно хмель, как сказала бы моя тетушка. Думаю, нам пора в столовую.

В редком приступе галантности Уилл предложил девушке руку. Тесс оперлась на нее, стараясь не смотреть на своего кавалера. В вечернем костюме Уилл был неотразим, а Тесс почему-то казалось, что ясный ум ей сегодня еще пригодится.

Джем уже ждал их в столовой; Тесс села рядом с ним и посмотрела на пустующее место Старквезера. В его тарелке уже остывало рагу, в стакане темнело красное вино, но самого старика не было видно. Уилл не выдержал первым: пожав плечами, он приступил к еде, о чем, впрочем, быстро пожалел.

– Да что же это такое? – не унимался он, подцепляя вилкой незадачливый овощ и поднимая его к глазам. – Как это называется?

– Пастернак? – предположил Джем.

– Тогда, должно быть, его вырастил сам дьявол! – воскликнул Уилл и оглянулся. – И ни одной собаки, чтобы скормить ей эту гадость.

– Здесь, кажется, вообще нет животных, – заметил Джем, который запросто сходился со всякой живностью, включая вредного, несговорчивого Черча.

– Наверное, все отравились пастернаком, – буркнул Уилл.

– Какая досада, а я так проголодалась! – грустно протянула Тесс, откладывая вилку.

– Есть еще булочки, – сказал Уилл, кивая на прикрытую салфеткой корзинку. – Но предупреждаю: они твердые, как камень. Зато ими можно давить клопов, если те начнут кусать тебя среди ночи!

Тесс скривилась и пригубила вино, которое оказалось кислым, как уксус.

Уилл схватил вилку и начал бодро декламировать на манер Эдварда Лира с его «Книгой чепухи»

Как-то леди одна из Нью-Йорка
Пожелала отужинать в Йорке.
Но был пастернак
На вкус, как…

– Нечестно рифмовать «Йорк» и «Нью-Йорк»! – перебила его Тесс.

– Она права, – заметил Джем, покачивая в тонких пальцах бокал с вином. – Особенно если напрашивается рифма «морг».

– Добрый вечер.

В дверях вдруг возникла гигантская тень Алоизия Старквезера, и Тесс с опаской подумала, как давно он там стоит.

– Мистер Эрондейл, мистер Карстерс и мисс…

– Грей, – подсказала Тесс. – Тереза Грей.

– Точно. – Старквезер, очевидно, не собиравшийся извиняться за опоздание, тяжело опустился в кресло и поставил перед собой плоскую коробку вроде тех, в которых банкиры хранят бумаги. Тесс вся подобралась, увидев на ней дату – 1825 год – и три набора инициалов: ДТС, АЭС и АХМ.